КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ЭКРАН
Поклонный крест в Бутове
Фильм о людях, чьи жизни оборвались на
взлете
Сегодня – о некоторых размышлениях и
впечатлениях в связи с собственной сценарной
работой в документальном кино. А конкретно – в
связи с фильмом «Я к вам травою прорасту…»,
который мы делали вместе с режиссером Алексеем
Колесниковым и молодым оператором Евгением
Синельниковым.
В общем-то сценарий в документальном кино – вещь
условная. Он чаще всего пишется не до съемок, а
параллельно работе над фильмом. Важен не
сценарий, а сценарная идея, стоящий за ней
жизненный материал, те люди, встречи, неожиданные
открытия, что происходят по ходу работы. В данном
случае именно так и было.
Началось все с выставки работ Володи Тимирева,
открывшейся в ноябре 2003-го, ну уж точно совсем не
в выставочном месте – в служебном здании бывшего
Бутовского полигона, ныне переданного
Московской патриархии. На этом Бутовском
полигоне Тимирева в 1938-м и расстреляли. И еще
очень, очень многих иных, прекрасных,
замечательных людей, таких же безвинных, как и он.
Приступая к работе, мы очень немногое знали и о
Тимиреве, и о Бутовском полигоне. Правда, были
публикации – в журнале «Вокруг света», в
альманахе «Бутовский полигон», со многими
переворачивающими душу подробностями. Из
прочитанного мы знали, что Тимирев – сын Анны
Васильевны Тимиревой, гражданской жены Колчака,
заплатившей за свою любовь 39 годами тюрем,
лагерей, ссылок, мест жительства под
административным надзором. Знали, что к 23 годам,
когда оборвалась жизнь Оди (так звали Тимирева
друзья и близкие), он уже заявил о себе как
талантливый художник. Что многие его работы
хранятся в Нукусе, в замечательной галерее,
созданной Игорем Витальевичем Савицким,
энтузиастом-подвижником, вытащившим из небытия
работы многих из тех, кого гнобила и изничтожала
советская власть. В общем, казалось, может
получиться красивый трагический этюд минут на 26.
Накануне начала съемок познакомились с нашим
консультантом, автором публикаций о Тимиреве
Лидией Алексеевной Головковой, поразительным,
редкостно чистым, подвижнической души человеком,
и уже эта встреча показала, что взялись мы за
что-то исключительно важное, не потерявшее
ранящей новизны, несмотря на немалое уже число
картин, рассказавших о репрессиях страшных
сталинских лет. Ради расследования правды о
Бутовском полигоне Лидия Алексеевна забросила
свою профессию художника, всецело посвятила себя
изданию альманаха «Бутовский полигон» – сейчас
уже вышло 8 его томов. Происходившее там
десятилетия назад для нее полно такой же остроты
переживания, как если бы это творилось сегодня, с
самыми близкими ей людьми. Вот эта степень
вовлеченности, сопереживания была для нас
камертоном на протяжении всей работы.
Снимали мы многих, и список их по ходу работы все
пополнялся. Первым был замечательный скульптор
Дмитрий Шаховской, поставивший в Бутове
поклонный крест и деревянный храм в память
погибших, среди которых и его отец, священник.
Потом отец Кирилл Каледа, в недавнем прошлом
геолог, чей дед, священник, также покоится в
Бутове: только в 1994-м, в день открытия поклонного
креста, он узнал об этом, и это определило его
путь к принятию сана. Потом Поленова Елена
Анатольевна, внучка художника Поленова и сама
художник. Это в те времена, когда ее звали
Елочкой, к ним в Поленово приезжал вместе с мамой
и подолгу гостил Одя: здесь не боялись принимать
тех, кто вышел из тюрем, это место было для них
«передышкой и светлым пятном в трудной жизни».
Это слова Анны Васильевны, написанные в альбоме,
где сохранились фотографии юного Оди и тех
самодеятельных спектаклей, в которых он играл с
другими детьми.
Сняли мы и племянника Анны Васильевны – Илью
Кирилловича Сафонова. Это он отвозил ее в 1975-м в
больницу, откуда она уже не вернулась. Ему она
оставила все свои записи: дневники, письма,
пронзительные, полные живого чувства стихи. Это
благодаря его публикациям стала известна
история ее великой любви – думаю, самого
прекрасного, самого трагического романа ХХ
столетия. «Но если я еще жива, / Наперекор судьбе, /
То только как любовь твоя / И память о тебе…» Увы,
Илья Кириллович не дожил до окончания нашей
работы – нелепая автомобильная катастрофа
унесла его жизнь.
Неожиданное открытие: оказалось, жива та девушка,
которую любил Одя, – Наташа Кравченко, дочь
прекрасного художника Алексея Кравченко. Быть
может, эта любовь и поспособствовала его аресту:
мать девушки не без оснований опасалась, что
связь ее дочери с юношей, чтя биография
подпорчена фамилией Колчака, ничем хорошим не
кончится. Наталье Алексеевне ныне уже сильно за
80, она подарила нам сохранившийся у нее дневник,
который Одя вел во время экспедиции на Каспий.
Теперь строки дневника, проиллюстрированные его
акварелями и документальными кадрами, звучат в
фильме. Огромное спасибо Татьяне Друбич,
прочитавшей за кадром письма и стихи Тимирева,
Алексею Серебрякову (письма Колчака), Алексею
Гришину (дневник Оди).
С каждой новой встречей фильм разрастался, ломал
отмеренные ему границы и в итоге вылился в две
52-минутные части.
Быть может, о Бутовском полигоне мы бы и до сих
пор ничего не знали, если бы десятилетие назад
ФСБ не легализовало его как место массовых
захоронений. Непосредственно занимался этим
генерал Михайлов: он и два его бывших подчиненных
– полковники ФСБ Кириллин и Левицкий рассказали
перед камерой о страшной «фабрике смерти»
(именно фабрике – иначе не назовешь),
безостановочно работавшей в Бутове. Ныне они в
отставке – может быть, потому, что слишком близко
к сердцу восприняли порученную им работу по
восстановлению памяти репрессированных. Но
работу эту они вспоминают как свой звездный час:
знали, что делают очень важное, очень необходимое
дело.
Через судьбу Оди мы выходили на судьбы десятков и
тысяч других, людей очень известных и самых
обыкновенных. Господи, сколько жизней здесь
оборвалось! Одних только священников и мирян,
пострадавших за веру, более девятисот. Из них 268
канонизированы церковью. А еще и множество
офицеров, инженеров, учителей, крестьян, рабочих.
По чудом сохранившимся спискам подсчитано, что с
8 августа 1937 года по 19 октября 1938 года здесь были
расстреляны и захоронены 20761 человек. А что было
до и что после – можно лишь догадываться.
Поразительно точный образ нашел режиссер: камера
отъезжает от тюремной фотографии Оди, и все
пространство кадра оказывается заполненным
тысячами и тысячами лиц здесь погибших: это уже
целая галактика взывающих к памяти душ. Нельзя их
не помнить. Без этой страшной памяти мы – калеки:
она нужна, чтобы подобное нигде и ни в какие
времена не повторилось.
Александр ЛИПКОВ
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|