Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №77/2004

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

СТРАНИЦА ОДНОЙ КНИГИ

Тринадцать лет назад, когда возникло «Первое сентября», в стране был невероятный читательский бум. Читали в метро и автобусах, дома и на работе. Читали книги, которые прежде передавались в самиздатовских копиях; читали западных философов и социологов, утративших клеймо «буржуазных»; читали дореволюционных и современных российских мыслителей, разом вышедших из подполья. Читали – и обсуждали, спорили о правоте авторов, о том, чья идея лучше годится как путь развития страны, чьи прогнозы о будущем России, мира, человечества окажутся самыми точными…
Сегодня читать запоем «серьезных» авторов, яростно спорить о прочитанном как бы не принято. Кажется, утрачена иллюзия того, что в жизни все может быть «как по писанному».
Но за эти годы появились другие книги. В них, может быть, нет той ярости, того напора, веры в собственное провидчество, желания перекроить жизнь по интеллектуальным лекалам. Эти книги – как слепок нашего времени со всеми его проблемами, неразрешимыми вопросами. Они уводят нас от противопоставлений: западное – российское, духовное – материальное, либеральное – тоталитарное – к пониманию своего настоящего места в мире, к трезвой оценке окружающей ситуации.
Попробуем вместе открыть страницы книг, ставших знаковыми на исходе ХХ века, и увидеть в них себя.

Экономика, простроенная культурой
Отрывки из книги Фрэнсиса Фукуямы “Доверие”

Фрэнсис Фукуяма Фрэнсис Фукуяма родился 27 октября 1952 года в Чикаго. Женат, имеет троих детей. Постоянный консультант корпорации RAND в Вашингтоне (корпорация «Рэнд» — неправительственная исследовательская организация, работающая по программам в области национальной обороны. Финансируют деятельность корпорации министерство обороны и правительство США. «Рэнд» считается мозговым центром американской администрации).
Фукуяма – бывший заместитель директора Штаба планирования политики при государственном департаменте США. Сотрудник факультета общественной политики George Mason University, член редколлегии «Journal of democracy». Автор работ «Конец истории и Последний человек» (1992), «Доверие: общественные добродетели и путь к процветанию» (1995).

Тринадцать лет назад, когда возникло «Первое сентября», в стране был невероятный читательский бум. Читали в метро и автобусах, дома и на работе. Читали книги, которые прежде передавались в самиздатовских копиях; читали западных философов и социологов, утративших клеймо «буржуазных»; читали дореволюционных и современных российских мыслителей, разом вышедших из подполья. Читали – и обсуждали, спорили о правоте авторов, о том, чья идея лучше годится как путь развития страны, чьи прогнозы о будущем России, мира, человечества окажутся самыми точными…
Сегодня читать запоем «серьезных» авторов, яростно спорить о прочитанном как бы не принято. Кажется, утрачена иллюзия того, что в жизни все может быть «как по писанному».
Но за эти годы появились другие книги. В них, может быть, нет той ярости, того напора, веры в собственное провидчество, желания перекроить жизнь по интеллектуальным лекалам. Эти книги – как слепок нашего времени со всеми его проблемами, неразрешимыми вопросами. Они уводят нас от противопоставлений: западное – российское, духовное – материальное, либеральное – тоталитарное – к пониманию своего настоящего места в мире, к трезвой оценке окружающей ситуации.
Попробуем вместе открыть страницы книг, ставших знаковыми на исходе ХХ века, и увидеть в них себя.

 

Гражданское общество как фактор экономики

Мы живем в эпоху, когда никто уже не вспоминает об амбициозных социальных проектах недавнего прошлого. И практически все серьезные наблюдатели понимают, что для реализации либеральных ценностей в области политики и экономики жизненно важным является гражданское общество – здоровое и динамичное.
Но что такое «гражданское общество»? Это сложнейшее переплетение самых разных социальных институтов, в числе которых предприятия, добровольные ассоциации и союзы, образовательные учреждения, клубы, средства массовой информации, религиозные организации – все то, что надстраивается над семьей как первичным инструментом социализации. Причем именно семья является той первичной средой, в которой человек обретает необходимые для нормального существования в обществе культурные навыки и установки. И это тот механизм, через который происходит трансляция опыта и ценностей этого общества из поколения в поколение.
Прочные и устойчивые семейные или общественные институты не могут быть учреждены правительственным декретом (подобно центральному банку и армии). Гражданское общество опирается на человеческие привычки, культурные традиции и нравственные устои. Их тоже невозможно ввести – их нужно старательно взращивать.
Возможно, одним из самых разрушительных последствий социализма в Советском Союзе и странах Восточной Европы было практически полное исчезновение гражданского общества, что стало основным барьером на пути формирования рыночной экономики и стабильной демократии.
До большевистского переворота существовавшее в России гражданское общество, учитывая столетия абсолютистского гнета, и без того не было слишком сильным. Но и то, что существовало – незначительный частный сектор и социальные структуры вроде крестьянской общины («мира»), – после революции было вырвано с корнем. К концу 30-х Советский Союз пришел с «отсутствующей серединой» – острым дефицитом крепких, сплоченных и устойчивых объединений в промежутке между государством и семьей. По иронии судьбы воплощение доктрины, которая объявила своей целью искоренение человеческого эгоизма, привело к тому, что люди стали более эгоистичны. Практически все граждане Советского Союза усвоили довольно циничное отношение к проявлению энтузиазма в общественных делах, и это неудивительно, если вспомнить, как государство принуждало их к «добровольному» труду по выходным под лозунгом помощи кубинскому или вьетнамскому народу или ради какой-нибудь другой подобной цели.

Приоритет этического над рациональным

Ведущие позиции в экономической теории последних двух десятилетий занимают так называемые «неоклассические» экономисты. В отличие от марксистов и кейнсианцев (доминировавших ранее) они исходят из концептуальной модели рационального и корыстного поведения человека. Мол, человек по своей природе есть рациональный индивид, стремящийся к максимизации полезности. А формирование тех или иных социальных групп нетрудно интерпретировать как своего рода добровольный договор между индивидами, рассчитавшими свои эгоистические интересы.
На самом деле можно без труда доказать, что, как правило, люди вовсе не рациональные существа. Быть рациональным везде и всюду попросту нерационально, поскольку такая жизнь представляла бы собой непрерывное принятие решений по самым ничтожным вопросам.
Не будем отрицать, что договор и эгоистический интерес как основа тех или иных групповых объединений играют значительную роль. Однако наиболее эффективные организации – это организации, в основе которых лежит коллективность, опирающаяся на общие этические ценности.
Так, ответственность, которую человек чувствует перед семьей, не является производной от простого подсчета издержек и выгод, даже если речь идет о семейном бизнесе. Скорее наоборот: сам бизнес складывается в зависимости от ранее существовавших семейных отношений.
И наибольшая экономическая эффективность не обязательно достигается рациональными и эгоистически настроенными индивидами. Скорее это прерогатива групп индивидов, которые достигают экономической эффективности, опираясь на этический фундамент.
Однако это вовсе не значит, что неоклассический принцип экономического эгоизма абсолютен и неуязвим. Он важен, но он должен быть дополнен пониманием того, что люди никогда не прекратят действовать во имя неутилитарных целей, нерационально и коллективистски.

Работа как обретение психологической полноценности

Для современной экономической мысли свойственно рассматривать экономику как некое изолированное пространство, в котором люди собираются только для того, чтобы удовлетворить свои эгоистические потребности, а уже потом вернуться к своей собственно социальной жизни. Однако на самом деле экономика сама является сферой человеческого общения. И нет такой формы экономической деятельности, в которой можно было бы обойтись без взаимодействия с другими людьми. Да, поступая на работу, человек прежде всего пытается удовлетворить какие-то свои индивидуальные потребности. Однако чем больше он включается в избранную им деятельность, тем больше выходит за границы своего частного интереса и формирует разные способы взаимодействия с социумом. Настолько, что это перестает быть только средством достижения экономических целей, а само становится жизненной целью. Ведь если человеческой личности и присущ эгоизм, то в не меньшей мере ей присуща потребность быть частью какого-то общественного целого.
Сознание причастности к тому или иному рабочему коллективу формирует у человека чувство полноценности ввиду того, что одним из базовых стремлений человеческой личности является стремление к обретению признания у других людей. В самом деле, всякий человек испытывает потребность в том, чтобы окружающие признали его достоинство и чтобы его по достоинству оценили. Эта потребность является настолько фундаментальной и существенной в жизни человеческой личности, что именно ее можно рассматривать в качестве одной из главных движущих причин всего исторического процесса. На ранних ступенях истории она заявляла о себе на полях сражений за власть – когда короли и принцы вели свои битвы за первенство, не щадя ни своей, ни чужой жизни. В современную эпоху борьба за признание происходит преимущественно в экономической сфере. Общество, кстати, от этого только выиграло: сегодня бороться за признание можно, не уничтожая материальные блага, а созидая их.
И всегда следует иметь в виду, что такие достижения не бывают следствием одиночных усилий самого этого человека, но являются результатом его взаимодействия с социумом.

Фактор доверия как условие успеха

Важнейший урок, который можно извлечь из изучения современной экономической жизни, состоит в том, что благополучие страны и ее состязательная способность все больше определяются одной универсальной культурной характеристикой – присущим данному обществу уровнем доверия.
Рассмотрим ряд любопытных примеров из экономической практики ХХ века.
Во время нефтяного кризиса начала 70-х две автомобильные компании на противоположных сторонах земного шара – «Mazda» и «Daimler-Benz» – оказались на грани банкротства в связи с резким падением объема продаж. Тем не менее обе компании были спасены благодаря их традиционным партнерским отношениям с рядом других компаний, которые, будучи объединены в коалиции (в первом случае под эгидой крупного банка «Sumitomo Trust», а в другом под началом не менее крупного «Deutche Bank»), сумели помочь своим партнерам, пожертвовав ради этого сиюминутной банковской прибылью.
Рецессия 1983–1984 гг. нанесла ощутимый урон ряду ключевых промышленных районов США и, в частности, корпорации «Nucor». Корпорация была вынуждена перевести всех своих сотрудников – от высшего руководства до обыкновенного наладчика – на двух- или трехдневную рабочую неделю с соответствующими потерями в зарплате. Но что важно – никто не был уволен. Это был акт доверия персоналу, и потому, когда кризис был преодолен и компания вместе с экономикой страны снова начала разворачивать свои мощности, это сопровождалось таким энтузиазмом ее служащих, что очень скоро она заняла лидирующее место в американской сталелитейной промышленности.
На принадлежащем компании «Toyota Motor Company» такаокском сборочном заводе любой работник конвейера имеет возможность остановить всю производственную линию, дернув за специальный шнур, находящийся на его рабочем месте. Естественно, что такое происходит не часто – исключительно в экстремальных ситуациях. Но сам факт такого рода полномочий есть факт доверия, стимулирующий ответственность за производство. Японское организационное новшество оказалось настолько эффективно, что многие западные компании пошли по тому же пути.
В Германии мастера цехов всегда способны выполнять работу своих подчиненных и в случае необходимости занимают их место. Кроме того, мастер имеет право перебрасывать рабочих с одного фронта работ на другой и оценивать их деятельность. Система продвижения по служебной лестнице является здесь достаточно гибкой и удобной. «Синему воротничку» вовсе не нужно идти в вуз, чтобы получить квалификацию инженера: он может сделать это, посещая специальные курсы, организуемые его компанией.
На первый взгляд эти четыре примера никак не связаны. Но объединяет их то, что в каждом случае речь идет о поддержке, которую оказывают друг другу действующие лица современной экономики. Причем причиной этой взаимной поддержки является их глубокая убежденность в том, что они принадлежат единому сообществу, скрепленному взаимным доверием.
Банки и фирмы-поставщики чувствовали себя обязанными поддержать своих партнеров-автопроизводителей. Рабочие «Nucor» с пониманием восприняли необходимость сокращения недельного заработка и не сомневались в том, что руководство, разработавшее данную стратегию, также переживает кризис, но старается всеми силами не допустить их увольнения. Сборщики на заводе «Toyota», получив неслыханную возможность останавливать всю линию конвейерного производства, приняли это как знак доверия их добросовестности со стороны руководства, и это чувство доверия позволило поднять производительность. Что касается организации работы в немецких цехах, то производственный процесс здесь оказывается менее иерархичным и более гибким, нежели в других европейских странах, именно потому, что здесь выше уровень доверия между рабочими и начальством.
И что примечательно: в каждом из приведенных случаев организация трудового сообщества людей имеет некоторую культурную подоплеку, опираясь не только на те или иные производственные инструкции, но и на сумму этических норм, моральных установок и человеческих взаимных обязательств. Руководству «Nucor» ничто не мешало сохранить высокие оклады управленческого персонала за счет увольнений – как, впрочем, и поступили в ситуации тогдашнего кризиса многие компании. Что касается «Sumitomo Trust» и «Deutche Bank», то они наверняка увеличили бы свои активы, если бы оперативно сбыли с рук стремительно дешевевшие акции своих клиентов-автопроизводителей. Однако верх взяла солидарность корпоративного сообщества, хотя благотворные последствия этой солидарности можно было прогнозировать только в долгосрочной перспективе.
Впрочем, данные экономические субъекты вели себя именно таким, а не иным образом вовсе не потому, что заранее рассчитали некий долговременный экономический эффект. Просто сама по себе солидарность со своими сотрудниками была для них ведущей ценностью. И каждый из этих субъектов был движим чем-то более значимым, нежели частный интерес.

Подозрительность как фактор нежизнеспособности

А вот примеры противоположных ситуаций, в которых недостаток доверия стал причиной экономических и социальных неудач.
В отличие от практики немецких заводов на французском производстве отношения между мастером и подчиненными регулируются пухлым сводом инструкций, разработанных соответствующим государственным министерством. Словно французы не рассчитывают на справедливую оценку и регламентацию их труда своим непосредственным начальством. И поскольку инструкции ограничивают мастера в свободе маневра, это подавляет развитие естественного чувства человеческой солидарности и оказывается препятствием на пути введения инноваций.
В центральных районах американских мегаполисов почти не существует предприятий малого бизнеса под началом афроамериканцев. Большей частью такие предприятия контролируются представителями еврейской и корейской этнических диаспор. И одной из причин такого положения дел является «деклассированность» афроамериканского сообщества – отсутствие сколько-нибудь сильных культурных связей и взаимного доверия. К примеру, корейский бизнес опирается на традиции крепкой и стабильной семьи, что служит опорой для создания различных кредитных ассоциаций. Что касается афроамериканских районов, то в них семейные отношения слабы, и оттого кредитные ассоциации практически невозможны.
Таким образом, неразвитость инстинктов социального взаимодействия мешает людям использовать доступные экономические возможности.

Доверие как экономическая категория

У экономистов уже давно существует понятие «человеческий капитал». Смысл его в том, что капитал все меньше воплощается в земле и производственном оборудовании и все больше – в человеческих знаниях и умениях. Но, как подчеркивают современные социологи, важнейшей характеристикой человеческого капитала помимо знаний и навыков является способность людей образовывать некую человеческую общность. А эта способность, в свою очередь, зависит от того, насколько развита система норм и ценностей, разделяемых всеми членами данного сообщества, и от того, насколько члены сообщества готовы подчинять свои интересы интересам группы.
А если внутригрупповое доверие сформировано, оно становится вполне конкретной экономической величиной.
Если сотрудники одной компании доверяют друг другу в силу общности этических норм, издержки производства будут меньше. Высокий уровень доверия позволяет возникать самым разнообразным типам социальных контактов, и это способствует возникновению и внедрению новых форм организации.
И наоборот, люди, друг другу не доверяющие, смогут сотрудничать лишь в рамках формальных правил и регламентаций, требующих изощренного контролирующего аппарата. Другими словами, недоверие налагает на экономическую деятельность общества что-то вроде дополнительной пошлины.
Доверие – этическая категория, и оно не обеспечивается наличием оптико-волоконных линий и соединением микросхем. Доверие предполагает информационный обмен, но оно не сводится к информации. «Виртуальная фирма» может собрать самую обширную сетевую информацию о поставщиках и подрядчиках, но что делать, если они окажутся преступниками или мошенниками? Так что, если нет доверия, всегда будет велико искушение возродить старые иерархии и вернуть большинство организационных функций под контроль некоего «центра».
Сегодня никто не может сказать, на что будет похожа корпорация начала ХХI века. Но какую бы форму она ни приняла, первыми ее откроют те общества, в которых имеется устойчивая традиция социального сотрудничества. И наоборот: в об-
ществах, перегороженных барьерами недоверия (классовыми, этническими, клановыми или какими-то еще), путь к новым организационным формам будет куда более трудным.

Francis Fukuyama. Trust.
1995
Пер. с англ. А.Лобок

 


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru