ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
МЕДАЛЬОНЫ 

Джо Дассен: «Привет, это опять я»

Его песни были с нами в ту пору, когда наше детство, как последний трамвай, замешкалось на остановке, распахнув двери

Освещенный силуэт трамвая, негромкая музыка, ночь. Мы бежим к трамваю в счастливой уверенности, что он нас подождет. И он нас ждет, и мы едем, совсем одни в вагоне, и город струится огнями мимо окон, и музыка из кабины водителя – та самая, наша любимая, и голос – тот, что поет про осень в Люксембургском саду.
Вот он, остался за поворотом, наш Люксембургский сад. И пусть только мы знаем, что он Люксембургский... Музыка вдруг тает, и новости в бодро-холодном тоне бормочут о “новом обострении международной напряженности”, о “першингах” и очередном заявлении нашего МИДа. Я вдруг чувствую, как наш трамвай зависает над пропастью.
...Песни Дассена звучат сейчас редко, их не услышишь из открытого окна или в вечернем трамвае. И это, наверное, к лучшему. Пусть они остаются там, где мы были юны и счастливы. Где осталось еще много чего, что казалось пустяковым. Но прошло время, и вот оглянешься назад – а пустяков нет.
Была просто красивая мелодия, спутница погожего вечера, растаявшей бесследно минуты. А теперь вдруг услышишь ее – и щемит сердце, и та минута будто бы длится, и память прижимается к музыке, как озябший котенок. И становится ясно, что прикосновение к таким мелодиям уже не может быть для тебя прилюдным. Слишком хрупки и невыразимы воспоминания, вспыхивающие при первых же тактах “Et si tu n`existais pas” или “L’еtе indien”.
Разве после этого Джо Дассен для нас просто полузабытый шансонье, эстрадный певец из далекой, чужой страны? Разве и мы не отдали его песням что-то свое, очень важное? Разве в них не растворена теперь и наша память о друзьях и любимых, о днях, когда мы жили, как герои русской классики, в недоумении счастья.
Судьба Дассена необычна для эстрадного исполнителя. Одна из статей о нем во французской прессе называлась “Интеллектуал, ставший звездой”. Сын скрипачки и кинорежиссера, Джо Дассен занимался медициной, изучал санскрит, итальянский и русский (потом он свободно пел на шести языках), пробовал себя в журналистике и писательстве, снимался в кино, защитил докторскую диссертацию и с музыкой себя связал только в 26 лет.
В 1965 году бывший университетский преподаватель взял гитару и впервые вышел на сцену; это было в Брюсселе. Он, до того терявшийся, бывало, и перед небольшой аудиторией, вдруг обнаружил, что петь – это не так страшно, как читать лекции.
С тех пор у Дассена выработалась особая манера поведения на сцене, которой многие потом стали подражать, – он всегда старался держаться как можно ближе к краю подмостков, чтобы видеть глаза людей. Он, следуя традиции французского шансона, любил напевать, разговаривать с публикой, следуя за ее и своим настроением, а не заранее составленной программе.
“Я вижу детей и стариков, мужчин и молодых девушек, аристократов и рабочих. Мне надо просто видеть их, таких, какие они есть. Я не считаю зрителя безликим и безымянным... Я не могу видеть вместо зала черную дыру, потому что всегда пытаюсь читать лица людей...”
Первый свой диск он записал в единственном экземпляре – в подарок любимой. Второй диск вышел двухтысячным тиражом и на удивление быстро разошелся. Только несколько лет спустя Дассен узнал, что триста экземпляров купила его мама. О родителях он всегда рассказывал с благодарной нежностью. Одна из первых его песен посвящена отцу.
“Когда я пою ту или иную песню, она становится моей, и не важно, кто ее написал. Я вкладываю в нее слишком много... Радует не количество проданных пластинок. Настоящая радость для меня – услышать, как мою песню напевает себе под нос уличный художник или насвистывает заправщик на бензоколонке...”
В его голосе кроме редкой изысканности был еще более редкий опыт сердца, неподдельная глубина пережитого.
Родившись в Америке, Джо Дассен в 13 лет оказался во Франции. Семья вынуждена была эмигрировать после того, как в эпоху маккартизма фамилия отца, кинорежиссера Жюля Дассена, оказалась в черных списках ЦРУ. Позднее, когда Джо вернулся в Америку, чтобы учиться в Мичиганском университете, ЦРУ бдительно следило за ним, как до этого – за его отцом. В одном из интервью он говорил: “В Америке люди настолько напряжены, атмосфера настолько отравлена агрессивностью и злобой... Люди терпеть друг друга не могут и не скрывают этого...”
От большинства американцев его отличало еще то, что он не признавал за великую ценность деньги: «Я мог бы исполнять песни со словами вроде “лямур-тужур”, и, возможно, они имели бы успех с коммерческой точки зрения. Однако моя цель – записывать вещи пусть и простые, но не идиотские...»
Дассен относился к публике, как к детям, и, может, поэтому его “медленные” песни малыши радостно принимают за колыбельные. Где-то в ящике моего письменного стола лежит заезженная кассета Таллинского завода – теперь она, увы, безнадежно скрипит, но как с ней расстаться? Она была переписана летом 80-го с пластинки Дассена, и потом много лет под нее засыпала сначала моя младшая сестренка, потом мои дети...
“Моя работа, – рассказывал Дассен, – позволяет видеть людей с лучшей стороны: приходя на концерт, человек на какое-то время становится ребенком, потому что он приходит отдохнуть и помечтать немного... Меня привела к песне именно любовь... Я записал свой первый диск, чтобы понравиться девушке, в которую был влюблен. И эта девушка была француженкой...”
Он часто сам писал музыку, иногда вносил что-то свое и в тексты. Поэтому песни Дассена звучат так исповедально. Его голос был голосом поэта, в нем всегда слышалась интонация высокого и нежного отношения к жизни. Влюбленным, оказавшимся в разлуке, Дассен помогал ощутить свою сердечную неразлучность и трепетную ответственность друг за друга.
За последнее время вышли три посвященные ему книги. В одной из них сыновья Дассена собрали высказывания отца по разным жизненным поводам. Там есть и такие слова: “Я считаю, что в мире нет ничего более прекрасного, чем подняться на сцену и увидеть людей, улыбающихся, возможно, первый раз за всю неделю... Я – неисправимый оптимист. Я просто не способен видеть вещи в черном свете”.
С начала 90-х годов Франция вернулась к песням Дассена. Она поняла, что его никто не заменил. Одна французская переводчица написала мне недавно: “У нас очень хорошо помнят Джо Дассена. Его незабываемые мелодии часто передаются по радио...”
В этом году Джо Дассену исполнилось бы 65 лет.
“Salut, c’est encore moi...”

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"