Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №82/2003

Вторая тетрадь. Школьное дело

ЛИНИЯ ЖИЗНИ 
 

Михаил ГОРЕЛИК

Бутерброд

...Из одних и тех же охристых бесформенных пятен последовательно появляются три забавные фигурки: собачка, скрипач, женщина. Скрипач играет себе на своей скрипочке, собачка виляет хвостиком в такт движению смычка. В руках у женщины появляется бутерброд. Она угощает им скрипача. Тот делит бутерброд с собачкой, а затем вновь продолжает играть. За спиной женщины возникают породившие ее пятна, она совмещается с ними и растворяется в них. Затем та же участь постигает скрипача. Последней исчезает собачка. Остаются только пятна.

Анимационный фильм называется “Бутерброд” и продолжается три с половиной минуты – больше и не надо: сюжет (скорее уж сюжетец) вполне укладывается в эти рамки. Эстетический эффект в значительной мере достигается за счет художественного минимализма. Именно благодаря нарочитой простоте создается пространство, заполняемое экзистенциальным и культурным опытом самого зрителя.
Охра – глина – прах. “И образовал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в ноздри его дыхание жизни, и стал человек существом живым”. “Человек” – так здесь переводится слово “адам”. Слово “адам” происходит от “адама” – земля. “Адама” – от “адума” (красная), а может, и наоборот. Адама адума – земля красная. В Стране Израиля много краснозема. Земля, из которой произошел Адам, – красна. В нее он и возвращается по слову Всевышнего после известного инцидента: “Возвратишься в землю (адама), ибо из нее ты взят, ибо ты прах и в прах возвратишься”.
Мимолетность и эфемерность жизни: родились, повиляли хвостиком, сыграли на скрипочке, съели бутербродик, и опять – в бесформенность праха.

Рав Шмуэль

11.jpg (10964 bytes)– Ну что вы! Все совершенно не так. Этот человек раввин. Много занимается Торой, но у него хватает времени и на скрипку, а вот его жена – одета скромно, по-еврейски.
– Помилуйте, да почему же раввин? С какой стати раввин?!
– Посмотрите, как он одет: конечно, раввин. Одежда о многом говорит: богатый человек или бедный, интеллектуал или простак, религиозный или светский. Персонажи определены одеждой. Что тут есть, кроме одежды? Скрипка. Инструмент вполне еврейский. И бутерброд. Конечно, кошерный.
– Хорошо, допустим. Но ведь в конце концов все проваливается в бесформенность, в прах, в смерть, и тогда так ли уж важно, кто этот человек и кошерен ли бутерброд. Достаточно того, что это просто человек, съедающий бутерброд за мгновение до смерти. Фильм безмерно печален.
– Что представляет собой человек, как он живет – важно всегда. И кошерность бутерброда тоже важна – она говорит нам о человеке, о его отношении к Торе, о стиле жизни. Это фильм о смысле и образе жизни. Собака – животная природа человека. Музыка, скрипка – одно из наиболее тонких выражений человеческой сущности. Смотрите, появляется бутерброд, и скрипка сразу откладывается. Вопрос приоритетов. Фрагмент жизни с бутербродом и постоянно вертящейся под ногами собакой. То, что вы считаете смертью, – просто тайм-аут. Если они умерли, нет надежды, но ведь это не так. Мужчина и женщина возвращаются к началу, а оно полно возможностей, в нем есть потенциал. Посмотрите на пятна: они полны жизни. В следующий раз бутерброда уже не будет – на руках у женщины появится младенец, и собака потеряет свое центральное положение, перестанет вертеться под ногами, мозолить глаза, окажется в сторонке – там, где настоящее ее место. В центре должны быть дети. Они рождаются для новой, более высокой жизни, для встречи Мошиаха1.

“Симха”

Почему мне вообще пришла в голову мысль обсуждать “Бутерброд” с главным раввином Днепропетровска? Дело в том, что фильм этот сделан в Днепропетровске – в еврейской детской студии творческого развития “Симха”. Местная продукция. Вообще-то я думал, он видел. А впрочем, что удивительного: еврейский Днепропетровск живет насыщенной жизнью, постоянно что-то присходит, среди прочего и важные события, в том числе и в “Симхе”; смотреть каждый сделанный здесь детский фильм (благо, их много и все они хороши) раввину нет возможности – и без того дел хватает.
Слово “Симха” в переводе с иврита означает “радость”. Хорошее название, точное, не истертое бесконечными повторениями. В “Симхе” дети занимаются изобразительным искусством, литературой, музыкой, снимают кино, не только анимацию – такой эстетический синтез. У рава Шмуэля пять дочерей: Игудес, Мушка, Риша, Ривка и Сарра. И сынок Рувен. Все девочки Каминецкие – участницы программ “Симхи”. Рувен – потенциальный участник. Перед визитом к раввину я случайно попал на репетиции кукольного спектакля. Какая-то там коза-дереза. Артисты – самые маленькие. Одна из девочек – Сарра Каминецкая. Вы ведь к раввину собираетесь? Это его младшенькая. Дети радуются, для них и репетиция, и будущий спектакль – море удовольствия, девочки хохочут.
“Симха” издает книжки с рассказами маленьких детей, подростков, взрослых. Снимается оппозиция: творцы культуры – потребители культуры. Дети приобретают навыки и охоту к творчеству в самых разнообразных его проявлениях. Снимается оппозиция: дети (подростки) – родители, они все вместе, все под одной обложкой. Естественно, я стал искать рассказы сестричек Каминецких. Нашел. Вот самый коротенький рассказик Мушки, когда ей было три годика и семь месяцев.

Сестричка Риша упала в ванну прямо в пижаме!
А я хорошо покупалась и легла в кровать поспать.
Потом проснулась, и выглянуло солнышко.
Я выбежала на улицу, а на улице гуляю… я!
Я там построила домик!

Педагогам “Симхи” пришлось потрудиться: маленькие дети, естественно, не пишут – они наговаривают на магнитофон, и потом кто-то (понятно кто) должен превратить их речь в текст.
Конечно, общению с магнитофоном предшествует работа, дети готовятся, но они знают: взрослые от них ничего не требуют, не выставляют никаких ограничений – дети вольны в своей фантазии, в “Симхе” принято стимулировать свободу и фантазию.

А вот еще один участник проекта – Аня Гомерова. Она написала свой текст, когда ей было пятнадцать.
В отличие от Мушки в помощи взрослых она уже не нуждается.

Говорят, все дороги ведут в Рим.
Лет семь назад я ходила по дороге, которая вела к реке.
Не доходя до берега, она обрывалась.
Обрыв этот был глубокий, темный, а на его спине-склоне
росли мелкие, как бисер, чуть розоватые,
золотистые от отблесков лучей солнца цветы.

Даня, Аня, Яна

В “Симхе” давняя традиция создания детских анимационных фильмов. Их сняты десятки. Практически все они удостоились дипломов и призов разнообразных фестивалей, в том числе и международных.
“Бутерброд” сделали четверо подростков: тринадцатилетние (тогда) Вита Канаровская и Яна Пастернак, четырнадцатилетние Аня Гомерова и Даня Полевой. С тех пор прошло два года.
Сначала я познакомился с Яной, Аней и Даней. Славные ребята, прекрасное сочетание живости и серьезности. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что обо всем (что мне нужно) уже поговорили, а я тяну время, потому что мне приятно с ними поболтать, просто посидеть рядом. Аня учится в техникуме, Яна и Даня кончают десятый класс. Даня учится в еврейской школе. Яна хочет стать хирургом, Даня – сделать создание анимационных фильмов своей профессией. Диплом ВГИКа, полученный за “Бутерброд” на фестивале “Золотая рыбка–2001”, дает ему право поступления без экзаменов.
Аня с Яной нарисовали собачку и скрипача, Даня – женщину с выразительно выпуклым бедром. Одета – да, скромно (раввин прав). Но стильно. “Дамочка”.
Они не видят в “Бутерброде” ничего такого особенного, что хотя бы в какой-то мере оправдывало мой интерес. Они отвечают мне с оттенком вежливого недоумения. Фильм в ряду многих ими сделанных. Потом было несколько технически более сложных и тоже удостоенных фестивальных наград. Естественно: возрастание мастерства, новый опыт, новые знания, новые идеи – они же растут, во всех отношениях растут, занимаются регулярно – результат на экране. Вообще они рассматривают “Бутерброд” как своего рода экзерсис.
О чем фильм? О доброте. О доброте? Ну да, почему вы удивляетесь? Конечно, о доброте. О взаимоотношениях между людьми, о том, что кто-то должен быть рядом и помочь ближнему, когда ему плохо. Тетенька пожалела старичка и собачку: они печальны и одиноки, о них некому позаботиться – вот она их пожалела и накормила бутербродом. Но дело не только в еде: женщина – это тепло, в котором бедный одинокий старичок и собачка нуждаются не меньше, чем в еде.
Хорошо, а кто все это придумал? Да никто. Пятна Вита поставила. Посмотрели: вроде как похоже на собаку – сделали собаку. Потом старичка и дамочку. Теперь действие нужно. А его нет. Думали-думали, ничего в голову не приходит – обратились к Васе. Он придумал бутерброд. А название кто придумал? Тоже Вася!

Так мы мило и прекрасно беседовали, а потом Аня засмеялась: “Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!”

В сущности, они ни на что не претендовали. Сделанный ими фильм совершенно случайно оказался чем-то куда большим, чем они сами предполагали. Так редко, но бывает (чаще наоборот). “Бутерброд” давно уже отделился от своих создателей. Они могут рассказать, что хотели сделать, и это важно, но в части понимания сделанного сегодня они такие же зрители, как все прочие, у них нет привилегий. Существенная черта гениального – способность впитывать и продуцировать новые смыслы в зависимости от контекста. Я вовсе не хочу сказать, что “Бутерброд” – гениальный фильм. Но этим качеством он очевидным образом обладает. Чем кардинально отличается от других сделанных ими фильмов – в рамках поставленных задач тоже очень хороших, о чем и свидетельствуют полученные фестивальные награды.

Вася

Васе Срыбному, инструктору фильма «Бутерброд», было во время съемок неполных двадцать четыре. Именно он решал с ребятами все технические вопросы, занимался звукорядом.
– Музыка, которую я нашел – длинная средняя часть Второго скрипичного концерта Прокофьева, – отказалась заканчиваться вместе с нашим коротким зрительным рядом, ей не-
ожиданно досталась роль, которую можно определить как манифестация бесконечности. Хотя в замысле ничего такого не было. Смысл возник случайно и спонтанно. Как, впрочем, и все остальное в этом фильме. Может, вся прелесть его в необязательности и неимперативности.
За спиной у Васи теоретический факультет музыкального училища. Пять лет. И четыре года учебы в Днепропетровском национальном университете. Факультет сравнительной филологии. Китайский язык. Разносторонний молодой человек.

– И сам бутерброд, и название – это не я, это Юрий Евсеевич. Название вообще возникло в самом конце, когда фильм был уже готов. Первый вариант действительно мой: “Музыка”. Скрипач есть? Есть. Играет? Играет. Естественно, “Музыка”. Юрий Евсеевич сказал: “Претенциозно. Непропорционально масштабу нашего скромного фильма”. Я ухмыльнулся и без сожаления променял искусство муз на хлеб с маслом.
– Вася, а о чем фильм?
– А о чем натюрморт? или пейзаж? или жанровая картинка? – только ли сюжет там? Тетя принесла дяде-скрипачу бутерброд, и он его съел, и с собакой поделился. Собака – неуклюжая, смешная, тети боится, музыку любит, слушает внимательно, пытается танцевать. Тетя – милая, «домашняя», уютная, только глаз криво нарисован. Дядя – ну кто так играет на скрипке! Даже пальцы не двигаются! Хотя в выражении лица что-то есть. И исчезает он не бесшумно, а с каким-то то ли порывом ветра, то ли всплеском грязи. А! Знаю! Просто его голова была на стекле краской нарисована, они потом эту краску мокрой тряпкой размазали – вот и все!
Но почему они все вдруг стали исчезать? Почему?! Тетенька – только что появилась, ничего, кроме бутерброда, и вот на тебе! Дальше смотришь и думаешь: эта мазилка их родила, а теперь возникает за спиной как угроза. Собачка – такая маленькая, жалкая. Зачем скрипка, зачем бутерброд? Ну, бутерброд – чтобы съесть. А скрипка? Чтобы слушать? А собака? Предмет или персонаж?
Если персонаж – с людьми, что ли, наравне? Похоже, да: из той же мазилки. Да кто это вообще выдумал – мазню в рамки вставлять? Да еще гадать о смысле!

Вита и Тоня

Вита Канаровская – последний из авторов фильма. Точнее, первый: ведь с ее абстракции все и началось. Вита – больная девочка, у нее тяжелый недуг – детский церебральный паралич.
Тоня Канаровская, мама Виты, женщина лет пятидесяти. Поздний желанный ребенок. На сохранении лежала. Жизнь четко делится на “до” и “после”. “До” была работа, муж, многообразие жизни. “После” – только девочка, славная и ласковая Вита, теперь уже большая, беспомощная, полностью зависимая от мамы. Сначала была безумная надежда: может быть, здесь помогут, может, там. Может быть, где-то лечат.
Ведь так жить невозможно. Ведь невозможно? Потом поняла, что по-другому не будет. Никогда. Я была уверена, что выдержать это нельзя. Выдержала. Привычная каждодневная боль. Никогда не расслабляться. День за днем. Год за годом. Сильная красивая женщина. Сильная? Ну что вы. Разве я сильная?
Выйти из дому? Максимум на час в магазин. Четыре раза в неделю – занятия в специализированных общинных организациях. Это огромно. Дает жизни еще одно измерение. Дети и родители хорошо знают и (главное) понимают друг друга. Переживают, когда кто-то не пришел: не заболел ли?
Благодаря американским спонсорам у Виты есть две инвалидные коляски. Машина со специальным подъемником забирает ее и других таких же детей из дому и везет к месту занятий. Порой все они поочередно ездят (на той же машине) друг к другу в гости. “Наша машина”.
До того как несколько лет назад она включилась в общинные программы, она была замкнута в четырех стенах – одна со своим горем. Как жила – непонятно.
Тоня получает две пенсии: свою (по возрасту, льготную) и Виты. Плюс алименты. Все вместе очень небольшая сумма. А ведь Вите, помимо всего прочего, нужны лекарства. Дважды в год Тоня получает бесплатно ортопедические ботинки для Виты, но на полгода пары не хватает. Они живут на третьем этаже. Подняться, спуститься – большой процесс. “Лестница – наш тренажер”. Во дворе Вита может немножко походить с ходунками и посидеть на лавочке.
Лет десять назад встретили на лестнице соседку с дочкой – ровесницей Виты. Соседка говорит дочке: “Что ж ты со своей подружкой не поздороваешься?” – “Она мне не подружка – она говорить не умеет”. Сейчас-то ровесницы Виты с мальчиками в обнимку ходят. Раньше, если она падала, я могла ее удержать. Теперь нет: если упадет, упадем вместе. Вита растет, становится тяжелее. Что будет дальше?
Когда Вите исполнится шестнадцать, детские программы для нее закроются. Больше не приедет машина и не повезет на занятия. Таких программ для взрослых нет. Вита и Тоня опять останутся наедине друг с другом. Людям свойственно инстинктивно отстраняться от страдания. Мама раньше помогала, а теперь сама нуждается в уходе.
Они с Витой ждали этот фильм. Когда же наконец?! Смотрели вместе несколько раз. Тоня хотела бы смотреть чаще, но у нее нет видеомагнитофона. Вита любит телевизор, но она не переносит насилия, крови, смерти. Как уследить – вышла на кухню, а стали вот что показывать. Вита плачет, зовет маму. Тоня выключает телевизор.
О чем “Бутерброд”? О доброте. Тоня особенно не задумывается, просто машинально повторяет то, что уже говорила или слышала. Для нее это совершенно не важно. Важно, что пятна поставила Вита, что она была рада поставить эти пятна, она вообще любит рисовать. Вот эти пятна на экране. Вот они оживают. Собачка, скрипач, женщина, бутерброд – и все это из пятен, которые поставила Вита. Вита рада – и Тоня рада. Содержание – Господи, да какое все это имеет значение!
Рав Шмуэль: “У девочки, которая поставила эти пятна, наверняка есть собака. Узнайте: наверняка есть. Она просто нарисовала собаку, хотя и очень условно”.
У Виты нет собаки. А если бы и была, сама она не в состоянии нарисовать ничего, кроме случайных абстракций. Юра помогал ей, держал ее руку. Как вышло, так и вышло. И цвет случаен. Вите нравится процесс. Ей нравятся красочные пятна, спонтанно возникающие под ее рукой. На этот раз действительно оказалось похоже на собаку.
Юра: “Что-то было у нее с собакой. Одно время постоянно о собаке говорила, просила ее рисовать. А может, это случайное впечатление. Надо посмотреть в старых записях. Но я уверен, что образы, обнаруженные здоровыми детьми в абстракциях детей с церебральным параличом, там изначально и заложены. У таких детей особое видение мира, свой выразительный художественный язык, который может стать их вкладом в культуру”.
Я говорю: “Вита, ты очень хорошо рисуешь. Я смотрел фильм, в котором был твой рисунок, и он мне очень понравился. Я был очень рад с тобой познакомиться”. Я беру в свои ладони ее мягкую, теплую, безвольную руку. “До свидания, Вита”. Она произносит что-то неразборчивое. Тоня переводит: “Она приглашает вас в гости”. – “Спасибо, Вита, я приду обязательно”. Мы прощаемся с Тоней. Больше мы никогда не увидимся. Разве что в другой жизни. Кто знает, с кем мы увидимся в другой жизни.

Юра

Использовать рисунки больных детей в анимационных фильмах здоровых детей придумал Юрий Евсеевич Красный – красивый (впрочем, «красный» ведь и значит «красивый»), седой, печальный человек – методист «Симхи», педагог, художественный руководитель всех снимающихся здесь детских фильмов, автор многих проектов центра, любимый ребятами и коллегами.
Уважение к нему безгранично. Однажды Игудес Каминецкая в своей школе с гордостью сказала: «Я учусь у профессора Красного». Фраза, ставшая неотъемлемой частью здешней смеховой клубной субкультуры. Формальных степеней у Юры нет. Тем не менее Игудес права: конечно, профессор! Вместе с директором «Симхи» Линой Курдюковой им удалось создать захватывающее пространство творчества, дружества и свободы, влияние которого распространяется за пределы «Симхи», за пределы еврейской общины, за пределы города и страны.
Юра активно занимается арт-терапией детей с церебральным параличом. Это происходит уже не в «Симхе» – на другой общинной площадке. «Экспериментальный курс творческого развития детей со специальными потребностями». «Больных детей» говорить не принято – на профессиональной мове это «дети СП» (со специальными потребностями).
Мы живем в мире слов. Они не больные – просто у них специальные потребности.
Я был на его занятиях. Видел, как радовались дети, как улыбались неулыбчивые мамы. Совсем другое качество жизни. Дети СП считают его своим другом. Впрочем, обычные дети считают точно так же. Это правда: у него талант быть другом. У Юры целый каталог приемов занятий искусством с детьми СП. Десятки приемов работы. Стройная концепция объединенной работы больных и здоровых детей.
Юра отбирает абстракции детей-инвалидов и обсуждает их со своими подопечными из «Симхи». Он рассказывает об этих детях, об их проблемах, показывает фотографии. Подумайте, что вы видите на рисунках, что можно из них извлечь, во что превратить? Одним из таких рисунков как раз и был рисунок Виты. Ребята сразу увидели в нем собаку.
Юра о «Бутерброде»:
– Нет, что вы, я с вами не согласен. Детский фильм – и такой сущностный пессимизм. Это невозможно, этого совсем нет.
– А что есть? Как в таком случае это все понимать?
– Жизнь проста, грустна и прекрасна. Человек и природа (собака) имеют один общий источник, обладают подлинным родством. Музыка и еда – питают. Финальное исчезновение не смерть – это возвращение к первым кадрам творения. Исходная картинка Виты, переживание ребятами судьбы девушки – вот что все определило. Вы должны понять: основная наша продукция не фильмы, как бы хороши они ни были, каких бы похвал и призов ни удостаивались; наша продукция – дети, их развитие, их личностный рост.

Рав Шмуэль

Утром я выхожу из гостиницы, иду по набережной, перехожу по мосту на Монастырский остров – на пляж. Тоня Канаровская была здесь в последний раз лет шестнадцать назад, а может, еще раньше. Вита не была никогда. И никогда не будет.
Я плыву брассом туда, куда долетает редкая птица.
Вита водит рукой по бумаге, пальцы ее намазаны краской. Юра поддерживает ее руку.
Яна, Даня и Аня обсуждают фильм, который им еще только предстоит создать.
Какая она мне подружка – она говорить не умеет.
Дети рождаются для новой, более высокой жизни, для встречи Мошиаха.
Раньше, когда она падала, я могла ее удержать.
Я шла по дороге, которая вела к реке. Не доходя до берега, она обрывалась. Обрыв был глубокий и темный.
Сарра выставляет над занавесом куклу козы-дерезы и (смешливая девочка!) хохочет, не в силах сдержаться.
Женщина угощает скрипача бутербродом и поглощается бесформенными охристыми пятнами.
Мысленно я продолжаю разговор с равом Шмуэлем. Я говорю:
– Человек, как цветок в поле. Дунул ветер – и нет его.
А он отвечает:
– Человек, как трава, дни его, как цветок полевой, так отцветает он. Потому что ветер прошел по нему – и нет его, место его больше не узнает его. А милость Господня во веки веков над боящимися Его, и справедливость Его – для сыновей сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его, чтобы исполнять их.

_______________

1 Мошиах – Мессия


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru