ЯЗЫКИ ШКОЛЫ 
 

Территория умолчания

На каком наречии должен изъясняться учитель

Боролись и выживали, терпели и бунтовали и вдруг поутихли: стало понятно, что наша педагогика – та же вавилонская башня, даже хуже: строители башни не просто говорят на разных языках, а делают вид, что язык у них общий: используют одни и те же слова и обороты для выражения взаимоисключающих смыслов. «Развитие творческих способностей», «образовательный стандарт», «лингвистическая компетенция», да что там, просто «урок» или «оценка» – сколько педагогов, столько смыслов. Как описать эти смыслы? Как создать компендиум невымышленных фактов школьной жизни? Как унять разнобой и невнятицу означивания педагогических явлений и сделать необходимый шаг к ясности педагогического языка, на котором мы думаем и говорим?
Учитель закрыт. Он, как Левша, мастерит что-то в запертой избе, и никто не знает, как именно ему удается «подковывать нимфазорий». А если ему все же приходится описывать свой опыт, он берет педагогические журналы и переписывает оттуда подходящие, с его точки зрения, абзацы.
Неудивительно: первые, кто понял, что такое вода, были конечно же не рыбы.
Должен ли учитель ко всему прочему еще и вырабатывать метаязык для описания своих спонтанных действий? И разве мало над ним замдиректоров и методистов, призванных помогать в налаживании связей с наукой и образовательной политикой?
Все это пустая риторика, потому что выгоднее держать учителя в немоте и неведении. Сначала заставлять писать «свою авторскую программу», а потом таскать мастера за вихры.
Но профессиональная безъязыкость не столь невинна, как может показаться на первый взгляд. Невысказанное – не значит несуществующее. Обида и боль долго не утихают, отражаются на отношениях с родными и близкими, компенсируются в общении с учениками – в конце концов настолько деформируют психику учителя, что он сбивается на грубость, озлобляется против учеников, а заодно и против их родителей. «Не выучил? А зачем тебе учиться, тебя и так на машине в школу привозят!..», «Нет тетради? Родители ваши только о деньгах думают да о походах по магазинам, совсем с ума посходили...», «Ой, какая ты нарядная, вот бы еще училась хорошо!..» Раздражает все: и дорогая ручка, и особенная тетрадь, и костюмчик от кутюр (на пятикласснике!). Особенно – мамы, непринужденно болтающие в вестибюле. Они все себе купят. А я? Кто я? Зачем я? Но и эта серия вопросов наталкивается на отсутствие внятного толкования.
А вот то, что тревожит и мучит особенно сильно: «Помолчал бы, за умного сойдешь...», «В векторах ты и правда разбираешься, но посмотри на грязь в тетради – за это «двойка...», «Опять намудрила, перестаралась, ни к чему это, я же план давала...», «Ну что, умничать будем или отвечать?» И дети для своей безопасности вынуждены казаться глупее, чем есть на самом деле, больше помалкивать на уроке, а за глаза смеяться: «Я подхожу к столу, говорю: мне одно задание в тесте непонятно, она подробно объясняет эту ерунду, а я быстро сверяю свои ответы с ее листом – по биологии у меня всегда пятерки».
Не только материальное преуспеяние, но и изобретательность, ум, чувство собственного достоинства учеников оказываются для учителя теми картами, которые ему нечем бить. Поражение и еще раз поражение. Есть ли выход, кроме разъедающей душу обиды?
Конечно, потому что главный козырь все еще не введен в игру. Этот козырь – понимание того, что на самом деле происходит в школе.
Речь идет о существовании особого педагогического пространства-времени, мира, в котором все возможные и самые невозможные ситуации могут быть определены и осмыслены по законам этого мира, на его языке. Его обитатели так же отличаются от обычных людей, как поэтическая география отличается от обычной, как школьное письмо – от литературы, а меры веса и длины – от эталона. Однако этот мир все еще не открыт: места не названы, язык не описан, свойства индивидов не изучены. Все, даже сами жители этого мира, мыслят о нем предположительно, гадают, словно речь идет о далекой и недоступной планете.
Искусство педагогика, наука или что-то третье? Вопрос надоевший, но не праздный. Это вопрос о том, каким должен быть язык описания деятельности учителя и детей. Хронический уход от его решения заставляет предположить, что влиятельные люди сознательно тянут с освоением и развитием ресурсов педагогической математики, биологии, филологии, etc. – и находят опору именно в языковой разобщенности педагогов, фактически – в безъязыкости. В такой ситуации легко спутать солнце и медный грош, выплеснуть с водой ребенка, не отличить поражения от победы… Вот и случайно подслушанный разговор старшеклассниц это подтверждает:
– Нас химичка совсем замучила двойками и дополнительными, просто кошмар какой-то.
– А, забей, что ее слушать – одна юбка, две кофты. Что она вообще может?
Обидно? Но ведь и небезосновательно: в гордом одиночестве никакой самоотверженностью и самым полным самопожертвованием сегодня в педагогике не спасешься. Хотим мы или не хотим, но ощутить педагогику как новый дивный мир все равно придется. Да и пора наконец.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"