Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №68/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЦВЕТ ВРЕМЕНИ

На полях непрочитанного

В современном обществе (и не только российском – наверное, так можно сказать и про европейские страны, по крайней мере про их большинство, и про Америку) поэзия живет полуподпольной, мерцающей жизнью. Говорят, будто ее нет вовсе или что она только для эстетов, для узкого круга интеллектуалов. Да почему же так?
Во-первых, потому, что отчасти ее читатель-слушатель стал чистым слушателем. Поэзия мигрировала в песню. Весьма несовершенно, неудачно мигрировала, и все-таки энергетика текстов песен во многом вытеснила энергетику поэзии из массового сознания. Это весьма уместное вытеснение, если разобраться. Ведь у стихов не один уровень восприятия.
На самом грубом (и все равно необходимом, а может, и главном для любого поэтического произведения) уровне бал правят ритм и так называемые неспецифические приемы – узнаваемые логические ходы, узнаваемые образы, патетика. Текст может быть наивен, шероховат, неловок и все-таки, апеллируя к тому опыту, который есть почти у каждого человека, бьет по нервам, вызывает чувства, доступные и ясные любому – чувство справедливости, чувство утраты, любви, надежды. Этот уровень восприятия поэзии и собирал когда-то стадионы – в эпоху, когда в России не было своего рок-н-ролла, своих Роллингов, своего Вудстока. Теперь, если разобраться, своего Вудстока нет ни на Западе, ни на Востоке, а рок-н-ролл доступней бутылки пива и собирает стадионы почти исключительно только под нее. Он все равно разный – и интеллектуальный, и злой, и продажный, и бунтарский, в конце концов, такой, какой не поддается описанию, а является стихией, названной когда-то рок-н-роллом. И в нем (или в какой-то его части) и существует ныне та поэзия, с которой мы расстались в шестидесятые. Талантливы ли люди, пишущие эти тексты? Поэты ли они? Это уже совсем другой вопрос, и может быть, вопрос праздный, поскольку сами себя они поэтами зачастую не считают. Но возможно, кое-кто из них в самом деле поэт.
Другой уровень восприятия (но отнюдь не более высокий уровень, скорее лишь более рассудочный) – уровень стилистический, формальный. В позднюю советскую эпоху именно этому уровню отдавалась дань в Союзе писателей – и гладкие, без шероховатостей, не плохие и не хорошие стихи мастеровитых поэтов заполняли тысячи типографских машин. У этих стихов, как ни странно, были и свои поклонники, и даже вполне широкая и преданная аудитория, искренне учившаяся у мастеров писать не хуже. Такая поэзия, которую принято представлять в сером пиджачке, в белом свитерке, по обстоятельствам, в очках или с бородкой и все равно в очках, поэзия «союзов» и «худсоветов» кончила гораздо хуже. Она не выдержала открытой конкуренции с графоманией. Впрочем, по-настоящему поэзией здесь никогда и не пахло.
Но во все эпохи и времена существовал третий уровень восприятия поэзии, и сама поэзия – безусловная. Которая, как Дух Божий, «дышит, где хочет», хоть в Союзе писателей (как бы там ни было душно), хоть в каракулях безвестного алкоголика. Странная такая поэзия, настоящая. Уж наверняка она обладала теми же признаками, что рок-н-ролльная, то есть задевала человеческий опыт читателя, и пожалуй, легко одолевала все «формальные» каноны, но на этом не останавливалась, и именно здесь открывался (и открывается) третий уровень восприятия, о котором речь. За опытом человеческим открывался опыт нечеловеческий, неизреченный, невысказанный. Нечто неуловимое, обметанное словами, схожее с предчувствием или сном. Но коль скоро сама поэзия не может определить и преподнести читателям на блюде этот опыт, тем более глупо было бы объясняться за нее в газетной статье. Тем не менее именно это, неизреченное, и оставляет стихам свой превосходный шанс существовать на листе бумаги.
Этот (а пожалуй, единственный) род поэзии мы и ищем на книжных прилавках. Или, что ныне уместнее, в Интернете, где существует более правдоподобный «табель о рангах» (чтобы издать произведение, не нужны деньги, а пыль к виртуальным страницам не прилипает – и читатели в конце концов найдутся). И обнаруживаем множество кружков, поэтических групп, объединений, сформированных по разным формальным признакам, – но это не важно, важно другое: на многих страницах встречаются стихи, чей уровень по меньшей мере достигает уровня не худших образцов поэзии Серебряного века. Глупо быть голословным и стоит привести ссылку хотя бы на одно из таких ярких содружеств: Союз (опять Союз! – но что поделаешь?) молодых литераторов «Вавилон» – http://www.wawilon.ru . Тексты здесь стоит просеивать сквозь мелкое сито, но в остатке вы обязательно обнаружите несколько хороших стихотворений и несколько имен, которые захочется запомнить.
Да только много ли нас, искателей? Вернемся к началу. Счетчики на сайте «Вавилона» (а это сегодня один из самых знаменитых сайтов современной литературы) показывают около пятисот читателей в сутки. Чуть меньше, чем количество представленных на сайте авторов. Уж не сами ли себя и друг друга они заходят перечитать? Возможно.
Происходит странная вещь: поэзия в скрытой, латентной форме. Поэзия, живущая в малых группах, как сформулировал это один поэт. Для «широкого читателя» ее как бы нет. А все-таки она есть – и именно для него, «широкого». Только он об этом и не подозревает.
Дело вот в чем. Среди немногих посетителей «Вавилона» и иных литературных интернет-сайтов, среди немногих покупателей тех самых малотиражных поэтических сборничков, да и среди их авторов – немалый процент тех, кто является ныне «по совместительству» властителями дум. Или – думок, чтобы сказать посовременнее. То есть авторов газетных и журнальных статей, тележурналистов, преподавателей вузов. Такое время: поэзией денег не заработаешь (а может, это и хорошо – не для того она…). И стихи проникают в массовое сознание опосредованно, меняя думы этих злополучных «властителей дум», меняя их язык, повадки, жизненную философию… Ну это, конечно, преувеличение. Никогда и ни при какой погоде поэзия в массовое сознание не проникала. Даже при Пушкине, за которым по Невскому ходили толпы, даже при Вознесенском, за которым бежал стадион. То единственное «социальное» дело, которое поэзия, возможно, берет на себя, она делает и без читателей, без массовых тиражей. Потихоньку, незаметно меняет язык, ход мыслей, круг идей. Да только, пожалуй, это другой, уже четвертый уровень восприятия поэзии.
Самый низкий.

Сергей ТАШЕВСКИЙ


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru