ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ ВЕЩЕЙ 

Ревизор Яви

ОТКРЫТКА ИЗ СЕРИИ “РУССКИЕ ТИПЫ”

«Морковка есть морковка, и более ничего неизвестно».

Из писем А.П.Чехова

Споры о реальности невидимых миров повелись издревле. Когда Демокрит прозрел существование атома, атом почему-то сочли аргументом против. Мистики утверждают, что мир, невидимый прямо здесь, параллелен плотному. А мне на днях почудилось, что я поняла, где находится потерянный высший мир. Я убедилась, что он сугубо материален и даже более материален, чем мир осязаемый. Только в материале и может быть. Но одни его видят, другие – нет. Поэтому его существование неоспоримо для одних и сомнительно для других.
Зонт, между прочим, удивительно забавное изобретение. Его забавность намного превосходит полезность. Не так он защищает от непогоды, как разнообразит быт в дождливый день. Эта вещь – одна из самых древних. Наивная попытка еще архаичного человека противостоять стихии. Зонт проник в наше техногенное время на правах лопаты и колеса, ложки и сережки в носу.
Но это обо всем роде зонтов. А мой зонт стоит того, чтобы рассказать о нем особо. Это зонт-трость – длинный, грациозный и в то же время прочный, основательный. Смело изогнутая ручка из благородного дерева, сочный розовый цвет блестящего паланкина, острие с подковой. Мой зонт производит на меня странное впечатление. Он меня зачаровывает – равно распахнутый или сложенный. Я вижу в зонте совершенство, гармонию, космос! Такое впечатление производят только настоящие произведения искусства. Любопытно все же, что искусство гнездится в вещах. Основание искусства, носители его – исключительно осязаемые предметы. Получается, что люди искусства, области отвлеченной и возвышенной, больше чем непричастные искусству люди, ценят вещи и дорожат вещами. Как я – своим зонтом.
Для непричастного к искусству весь видимый мир как будто однороден. Для человека искусства тот же мир резко делится на два рода вещей – обычные и вопиющие. Обычные вещи он почитает негодными, зато совершенные вещи значат для него больше, чем для миллионера сейф с деньгами. В сейфах совершенных вещей – гармония, намек на смысл, надежда… Они суть дверцы в неведомое высшее. Человек искусства видит воочию вещи, неуловимые для всех органов чувств обывателя. Получается, что человек со вкусом – детектор, дегустатор, особый ревизор яви. Он наделен огромными полномочиями, потому что видит мир, потерянный философами.
И мне почудилось, что, неожиданно обнаружив таким чудным образом, с помощью зонта, невидимый мир, я разгадала еще одну вековечную загадку – что такое искусство. Вопиющие вещи рукотворны. Их нужно создать. Вот это умение создавать вещи не совсем здешней обстановки и есть искусство. Некоторые зонты, дома, лестницы, автомобили и поезда, платья и керамика, целлофановые пакеты и кефирные бутылки – да что угодно в исполнении художника – может быть невидимо для иных, зато сверхреально для других. Например, обыватель, сравнивая два дома, оба кирпичных, в шесть этажей, с балконами и башенками, скорее всего не отличит шедевр модерна от архитектурной неудачи. Недаром бронзовые монстры заполоняют Москву – и заказанные, и исполненные как будто слепыми, причиняя страдание зрячим…
Так, для меня прояснилась природа декоративно-прикладного искусства: оно – царство сверхреальных вещей. Но и феномен бытования станковой живописи объяснился сам собой! Загадка заключалась в том, что она, живопись, однажды отделилась от архитектуры (изначала роспись предназначалась для конкретного интерьера, куска стены), сменяла дворец на раму, стала бесполезной и тем самым отяготила свою участь. «Портретом доктора Рэя» Винсента Ван Гога затыкали дыру в курятнике. Сам художник застрелился, не дождавшись признания. Казалось бы, ради чего такие муки? И я поняла – ради прославления невидимого мира.
Картина создает «коду» в мелодии искусства, показывает те же совершенные вещи изображенными, повторяет их, рифмует и только этим отличается от декоративно-прикладного искусства. В особенности натюрморт, или стиллайф¹, наглядно демонстрирует намерение художника, как будто слышен его голос: «Вот оно, невидимое, я разглядел, и ты увидь, здесь притаилось, в тени букета, в чашке – лови!» Натюрморт – почти вид декоративно-прикладного искусства. Это особенное в вещах предметного мира, неуловимое, не для всех видимое еще называют Красотой. И недаром ищут в ней спасения.
О Красоте говорят как о надежде применительно к природе. Пейзаж – искусно сработанная Творцом область, в нем особый мир открывается тоже для умеющих видеть. А художник своим «пейзажем» пересказывает людям Творца. Он в этом древний пророк – уловил важное и чувствует призвание донести.
Беспредметное изобразительное искусство – речь отчаявшегося пророка… Деформации – для выразительности и доходчивости. Художник преподносит обывателю все то же, но уже на блюдечке в рамочке – на, увидь! Это «Вопль» вопиющего в пустыне. Или «Крик» Мунка. Называя невидимый мир Красотой, люди чувствуют, что хотят сказать о большем, но слов не хватает… А безобразие так сильно мучает, потому что в нем тоже большее, чем отсутствие красоты. В нем – хаос и безнадежность…
Люди придают надмирные обличья рукотворным вещам. И даже у себе подобных примечают неземные черты… Странно, но профессиональное мастерство людей неизмеримо превосходит искусство «человечности» – искусство общаться, чувствовать, сосуществовать. Здесь пропасть. Тем не менее без способности прозревать надмирное и друг в друге наша жизнь была бы безнадежна.
Так мне почудилось, что мой зонт раскрыл мне и природу любви. Любовь человека к себе подобному позволяет увидеть в нем совершенно невидимое посторонним людям. Любящий – художник, творец, пророк.
Моя преподавательница аэробики говорит ничтоже сумняшеся, что танцует для души. После того как надо мной раскрылся мой сверхъестественный зонт, условное разделение общественно полезной территории города на спортивные залы для фигуры, а читальные залы для души утратило для меня всякий смысл. Я вижу, как душа преподавательницы садится на шпагат, изгибается волной, прыгает и– радуется. А мой зонт выворачивает свою веселую собачью душу навстречу дождю. Души зримы и видимы, плотны и осязаемы. Души – не тени, не стоны, не шепоты. Души – вот они! И Демокрит был прав, и мистики правы, и преподавательница аэробики права, как все чувствующие, думающие, все честно, всерьез «трудящиеся душой» на этой заброшенной земле.

_____________________________

¹ «Стиллайф» – название натюрморта по-английски, более удачное, чем французский аналог, потому что означает не «мертвая натура», а «тихая жизнь».

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"