КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ВЫСТАВКЕ
Колорит московского воздуха
Городские пейзажи Михаила Иванова
ВИД ИЗ ОКНА МАСТЕРСКОЙ
В названиях городских пейзажей Михаила
Всеволодовича Иванова (1927–2000) очень часто
встречается слово «переулок»: «Казачий
переулок», «Ватин переулок», «Погорельский
переулок» – и еще, и еще. Это все интимные образы
старой Москвы, столетиями обжитой исторической
городской среды, соединяющей своих сегодняшних
обитателей с миром их недавних или далеких
предков. Разумеется, есть у него и улицы, площади,
набережные, но все равно это не город необъятных,
пока безликих новых районов, однако и не та
сувенирная, «открыточная» Москва немногих
приметных памятников, по которым этот город
могли бы опознать иностранцы. Это мир старого
москвича, выросшего в Замоскворечье, подле
Третьяковской галереи и чувствующего старую
Москву изнутри, живущего в ее пространствах,
красках и ритмах.
Художник неустанно писал свой город с натуры в
разные времена года, в любую погоду, не боясь
спешащей мимо толпы, заглядываний через плечо,
разговоров: «Писал Колокольников переулок.
Мамаша говорит ребенку: “Ну, что дядя рисует?” –
“Погоду!”»
Можно говорить, что предмет для живописи он
избрал далеко не новый и что легко потеряться в
необъятном множестве. Между тем Михаил Иванов не
теряется и при отсутствии каких-либо эффектных,
специально на узнавание рассчитанных приемчиков
опознается сколько-нибудь внимательным глазом
удивительно легко.
Дело тут больше всего не в мотивах, а в самом
качестве живописи. Иванов – живописец по
преимуществу, главное да почти единственное у
него выразительное средство – цвет, которым он
безупречно владел. Цвет гибкий и сложный, богатый
точно найденными оттенками и матовый, смягчаемый
подвижной и не вполне прозрачной городской
атмосферой. Пейзаж Иванова, обычно небольшой по
размеру, производит удивительно цельное
впечатление, воспринимается не по частям – от
дома к дереву, от дерева к колокольне, но сразу
весь, как единый музыкальный аккорд. Он верен
натуре, но не той фотографической точностью,
которая помогла бы когда-нибудь реставратору
восстановить детали поврежденного временем
фасада. Художник ощущал и умел в своей живописи
передать природу старой Москвы, где переулочные
церкви и особнячки наряду с деревьями и людьми –
предметы органические, живые, постепенно
стареющие, укоренившиеся в московском
пространстве и сами это историческое
пространство по мере сил формирующие. Строй
древнего города – это и своевольный перегиб
переулка, и лезущий в горку подъем от давно
упрятанного в землю ручья, и ступеньки
разноэтажных домов, и золотящиеся главы церкви, и
выперший на тротуар фасад старинной постройки.
И все это существует на холстах в нерасчленимом
единстве с подвижностью природной среды, со
светом и воздухом, с движением энергично
вылепленных кистью облаков (в пейзажах Иванова
небо написано всегда так же плотно и сложно, как
земля и строения), с осенними сумерками, ранним
снежком или весенней утренней свежестью. В
известном смысле он и вправду писал всегда
«погоду», как наивно определил эту живопись
ребенок.
При кажущейся непосредственности натурного
беглого письма живописная система Михаила
Иванова была выработанной и глубоко им
осознанной. За ней стояла определенная
историческая традиция, идущая от творчества
Сезанна и продолженная искусством Р.Фалька,
А.Древина и других колористов ХХ века. Она
отвечала исканиям многих молодых живописцев,
выходивших на самостоятельный путь в пору
«оттепели».
Иванов нашел тогда среди сверстников
единомышленников и друзей. Среди них были
Н.Андронов, Б.Биргер, В.Вейсберг, Н.Егоршина,
братья Никоновы – художники, чьи имена стали
вскоре широко известными. Их первая совместная
выставка в 1961 г. – «Выставка девяти» – оказалась
предметом бурных дискуссий. И в дальнейшем
выставки этой небольшой, со временем еще
несколько сокращавшейся группы – как открытые,
так и не дозволенные к показу бдительным
художественным начальством (хотя ничего
крамольного, кроме поисков более живой и новой
выразительности, там не было) – становились
общественными событиями.
Все это давно позади.
Недавняя посмертная выставка работ Михаила
Иванова еще раз утвердила уже прочно сложившуюся
репутацию талантливого и культурного мастера, не
соблазнявшегося преходящей художественной
модой, но всегда верного выработанному им
живописному методу и любимой теме. Здесь было и
несколько среднеазиатских и западноевропейских
городских видов. Художественный метод Иванова
оправдывает себя и на непривычной для автора
натуре. Здесь не было никакой туристской
экзотики, а было вживание в эту новую для него
среду, почти столь же интимное, как в родную
московскую.
Особо стоит отметить пейзажи Иерусалима и
Иудейской пустыни (1996). Поездка в Святую землю
вдохновила художника на образы
сурово-монументальные, хотя и в привычных для
него небольших форматах. Таков в особенности
«Библейский сюжет. Третий день» – очень простой,
в сущности, пейзаж с тяжело нависающим над
пустынными серо-зелеными холмами клубящимся
бурым небом. «И сказал Бог: да соберется вода,
которая под небом, в одно место, и да явится суша.
И стало так». Нет, это все-таки не иллюстрация к
Библии, Иванову вообще была абсолютно чужда
всякая иллюстрационность. Это лишь воплощение
вызванного встречей с библейской землей острого
ощущения ее первозданности.
Но все-таки основная часть его выставки
вдохновлена драгоценной исторической средой
старой Москвы, тихим миром московских переулков,
поэтическую красоту которых мы все в
повседневной суете успеваем ощутить нечасто.
Между тем среда эта беззащитна и хрупка, она
исчезает под напором сияющих полированным
стеклом новейших банковских зданий. Уже многие
холстики Михаила Иванова нельзя больше
сопоставить с его натурой – она утрачена...
В недавно изданной книжечке «записей и
размышлений» художника мне встретилась его
заметка для себя: «Кстати, написать Полянку, пока
она жива». Какая страшная и горькая запись!.
ТИХИЙ ПЕРЕУЛОК
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|