ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ
Страны твоего детства
и их прозрачные рубежи
...Ребенок приходит в мир, который
азартные картографы – задолго до того, как были
пойманы за руку Иосифом Бродским, – разрисовали
вкривь и вкось. Не навсегда, конечно, разрисовали,
но очень уж обстоятельно. Обстоятельность эта
смущает – и порождает стремление отыскать новые
измерения, не уместившиеся в Эвклидовы чертежи.
Измерения легко находятся, и в детском сознании
рождаются миры, чья локализация произвольна, чьи
капризные законы устанавливаются без оглядки на
привычные правила и прочие кажущиеся
незыблемости. Кто-то придумывает не умещающуюся
в кондуиты, но весьма рациональную Швамбранию,
иные населяют самодельный мир персонажами
полюбившихся книг.
Пригрезившийся мир состязается с повседневной
скукотой – и на какое-то время побеждает.
Побеждает до тех пор, пока маленькие созидатели
не превращают расплывчатую неопределенность
беспричинной и своенравной Вселенной в
размеренную модель. Но и застывшие,
подмороженные взрослением миры сохраняют
самоценность; из их случайных соприкосновений и
неожиданных переплетений с прозаической
реальностью возникают всякие
индивидуальности-неповторимости-самобытности.
…Шестидесятые годы. Мальчик, последовательно
прочитавший всех Дюма, Куперов и Стивенсонов из
отцовской библиотеки, наугад синтезирует
мнимости, не уместившиеся в книжные переплеты. Он
рисует на тетрадных листах красные и белые розы
вперемежку с черными стрелами и пиратскими
каравеллами, нимало не заботясь о сохранности
диковинных еще фломастеров и о цельности той
картинки, которую легкомысленно показали
ребенку ушлые романисты. Условная страна, в
которой рыцари без труда соседствуют с
индейцами, Гамлет оказывается предводителем
разбойничьей шайки, а Айвенго – современником и
соотечественником Карла Моора; страна, в которой
уже почти не остается ничего невозможного,
локализуется в окрестностях подмосковной дачи.
Упорные изыскания в близлежащем лесу выводят за
рамки литературы. Пределы, заданные чужими
сюжетами, превращаются во вполне реальные
рубежи. Мальчик отмечает их прибитыми к деревьям
дощечками с таинственными буквами.
Он стягивает леской ореховые прутики,
выстругивает из досок кинжалы да самострелы,
роет пещеры, закапывает клады. Повсюду
обнаруживаются следы тех, кому лучше бы и впредь
оставаться лубочными персонажами; но появляется
Самый Главный Персонаж.
Актер, его играющий, выбран заранее. Персонаж
этот – избранник из еще не прочитанного Томаса
Манна; он, понятное дело, победительный герой и
успешливый спаситель страждущих да
обездоленных. Литературные банальности
наполняют всамделишную игру, но не исчерпывают
ее. Актер импровизирует, не смущаясь логическими
противоречиями и очевидными несуразностями.
Странным образом в придуманное пространство
вступают, вовлекаются вполне реальные люди. Не
взрослые, разумеется, – по преимуществу
сверстники. Ими хочется (и во многих случаях
удается) манипулировать, но порой материал
оказывается не слишком податливым. Каждый желает
играть в свою страну, не считаясь с уже
нарисованными Главным Персонажем контурами.
От непрошеных вторжений приходится защищаться –
а это получается тем лучше, чем меньше похож
придуманный мир на доступный восприятию других.
Дюма прочитан всеми, и всякий может вообразить
себя благородным Атосом – достаточно взять в
руки палку и вступить в сражение с враждебными
зарослями крапивы. Смастерить плот для плавания
по деревенскому пруду и назначить себя
корсарским капитаном тоже под силу любому.
Значит, нужно отыскать что-нибудь не поддающееся
тиражированию. Проще всего это что-нибудь
отыскивается в вербальном мире.
Так, выдуманная страна обретает свою
словесность. Игра облекается в слова – сначала в
проборматываемые про себя нескладные вирши,
потом в ходульные монологи. Постепенно
складываются мифы и хроники (перекладыватель
греческих сказаний Кун давно уже освоен, а
Толкиен и Урсула Ле Гуин еще не переведены ни на
русский язык, ни – тем более – на самодельное
наречие виртуальной страны). Мир творится заново
– в преодолении хаоса (а именно хаосом кажется
установленный порядок, потому что он придуман
без твоего участия).
Нужен новый язык; странные пиктограммы заменяют
привычные буквы, поистершиеся от слишком частого
мелькания в постылых школьных тетрадках. Из
пиктограмм складываются слова небывалого языка
(приятно знать, что на нем можешь писать и
говорить только ты). Границы собственного мира,
прочерченные словом, оказываются надежнее всех
других рубежей. И долговечнее.
…Игра чаще всего чем-нибудь да завершается.
Обычно – проигрышем. Но остается память о раз
прочерченных контурах только тебе
принадлежащего пространства. Контуры эти почти
неизбежно обретают прозрачность, через них можно
незаметно перешагнуть, чтобы вписаться в
общепринятую и не слишком гостеприимную
реальность.
Пускай. Быть гостем не так уж страшно, если
помнишь, что был (есть?) мир, в котором ты хозяин.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|