Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №55/2003

Вторая тетрадь. Школьное дело

КНИГА ИМЕН

“Слово – источник любой свободы”

Фильм Реджио “Накоикацци” стал сенсацией последнего венецианского кинофестиваля. И там же, в Венеции, режиссер ответил на несколько вопросов одного из самых известных российских кинообозревателей, Антона Долина. Вот фрагменты из этого интервью и комментарии к фильмам Реджио киноведа Милены Мусиной.

Нормальная скорость киносъемки – 24 кадра в секунду. Реджио в “Powaqqatsi” (1988) предпочитает съемку со скоростью 60 и даже 130 кадров в секунду. Убыстренная киносъемка дает при проецировании обратный эффект – на экране все замедляется, время просачивается сквозь пальцы тонкой струйкой песка, клубится дымом кальяна, время почти останавливается, истории больше нет...

– Как вам удается подчинить созданные не вами образы своей идее, своей концепции?
– В начале было слово – слышали об этом? В начале этого фильма тоже было слово, пусть мы и сделали фильм без слов. Слово – источник любой свободы. Я писал драматургическое либретто для “Накоикацци”, создавал литературную базу для саундтрека, для монтажа, буквально для всего. Если бы не это, мы просто утонули бы в бесконечном море картинок и образов.

– Возможно ли описать словами содержание “Накоикацци”?
– Как бы вы объяснили, каков вкус того или иного лакомства? Вы бы просто не стали этого делать, а предложили бы попробовать. Как вы объясните произведение искусства? Никак. Потому что когда сотни человек проходят перед картиной в Музее Пушкина, у них будут сотни точек зрения. Красота искусства – это тайна, которую знает только зритель. В моем фильме изображение и музыка взаимодействуют со зрителем, и у него обязательно появится своя точка зрения. Я никогда не буду объяснять публике, что такое мои фильмы. Я твердо знаю, что делаю кино не для всех, и даже не пытаюсь претендовать на звание массового режиссера: естественно, “Накоикацци” можно показывать только в нескольких кинотеатрах, а широким экраном он не пойдет. Но в России, я думаю, он может иметь определенный успех, поскольку апеллирует к вашим литературным и культурным традициям. А если бы мне все же пришлось как-то представить мой фильм, то я бы использовал метафору. Возможно, я бы сказал, что это фильм об Америке и ее будущем, о том, как ужасна повседневная жизнь – ничего нет страшнее. Слушая Прокофьева, глупо было бы спрашивать: “А что он хотел сказать этой симфонией?” Смысла слишком много, чтобы о нем говорить. Мое кино – это опыт для зрителя, и оно говорит напрямую с душой человека. Это не пассивное кино, а интерактивное: увидев что-то прекрасное, мы не думаем о красоте, а просто чувствуем ее, и так надо воспринимать “Накоикацци”.

Кино Реджио ввергает в транс, излечивает, сводит с ума. Психосоматические реакции гарантированы ритмом – в основе музыки Филиппа Гласса лежат индуистские обрядовые песнопения, они совпадают с ритмом католических псалмов. Реджио дублирует ритм музыки монтажом. Человеческий организм реагирует изнутри – сокращением сердечной мышцы. Пульс зрителя совпадает с пульсом фильма – берегитесь, это ловушка! Теперь вы во власти у режиссера. Теперь ваше сердце будет биться по его режиссерской воле, пока не закончится фильм...

– Последним образом, овладевшим массовым сознанием, было падение Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Как вы избежали включения этих картинок в свою картину о современной Америке?
– Те, кто направил пассажирские самолеты на башни Всемирного торгового центра, прекрасно понимали, что язык этого мира – язык картинок. Не случайно сначала в башню врезался один самолет, и лишь несколько минут спустя – другой: они знали, что все СМИ мира это запечатлеют и передадут остальным. Они заказали себе аудиторию, чтобы этот образ навсегда остался в памяти всех. Это был порочный акт использования языка образов. Моя студия неподалеку от места трагедии в Нью-Йорке, но в тот момент меня там не было – я уехал домой, в Нью-Мексико, где моя дочь выходила замуж. Но мои коллеги видели, как люди выпрыгивали из окон, видели, как врезался в небоскреб второй самолет. Однако мой фильм не об этом ужасе, а о куда более страшной повседневности – неизмеримо более пугающем факте, чем случившееся в Нью-Йорке. Это кошмар ежедневной жизни, который мы просто перестали чувствовать, – как говорил Эйнштейн, “рыба знает о воде меньше всех”. Маркс спрашивал о том, что первично – социальное поведение человека или его сознание, и считал первичными социальные обстоятельства, но другой человек, гений Иосиф Бродский, нашел альтернативу: можно создать себе другой мир и жить в нем по своим законам.

Люди смотрят с экрана. В камеру. А получается глаза в глаза. Реджио добивается этого специально. И никогда не снимает исподтишка. Он чувствует, как из глаз этих людей в его фильм входят души. И поселяются там – в микротрещинках теплого целлулоида. Потом он берет эти пленки в руки. Он притрагивается подушечками пальцев к теплым, влажным, волооким, узким, покрасневшим от ветра, иссушенным жаром глазам. А они, эти люди, заглянувшие в кинокамеру, позволяют ему все это. В отличие от нас, отмахивающихся от камер на улицах больших городов, эти люди наделены особым знанием. Они останавливаются... И пристально смотрят в камеру. Они видят в Годфри Реджио кого-то, кому дозволено прикасаться к человеческим душам...

По материалам газеты “Кино-ревю”

В статье Станислава Никольского “Живой образ свободы” (полоса “Легенды XX века” в номере 87 за 2001 год) было использовано в качестве основного источника эссе Александра Николаевича Тарасова “Между вулканами и партизанами”. Приносим автору извинения за отсутствие ссылки на его работу в тексте статьи.
Редакция “ПС”


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru