Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №54/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ

Юрий КРАСНОЯРЦЕВ

Жизнь посолонь

Несколько открыток со Святой Горы Афон

Пальмовая ветвь

Кто такой паломник и чем паломническая поездка отличается от путешествия? Тем же, чем хорошее вино от плохого. Первое веселит сердце человека, второе дурманит его.
Греческое “паломник” в буквальном переводе означает “поклонник”. А в русском языке такое его наименование связано с обычаем приносить из Святой земли пальмовую ветвь. Паломник – поклонник, но в каком фотоальбоме вы видели кланяющегося путешественника? Он всегда стоит довольный рядом, словно эта египетская пирамида или эта падающая башня не упали до сих пор только в ожидании совместного с ним фото. На Афоне тоже встречаются путешественники, но паломников пока что больше.
В отличие от всякого другого места на земле на Афоне не встретишь праздного скитальца с кинокамерой по очень простой причине: с кинокамерой туда не пустят. Как не пустят туда никого с женщиной.
Вопрос о женском присутствии на Афоне был решен более 1500 лет назад Той Женой, которая, родив Бога, осталась Девой. В начале V века Феодосия, дочь греческого императора, возвращаясь из Рима в Византию, решила увидеть Святую Гору и Ватопедский монастырь, выстроенный иждивением ее отца. На пристани она была торжественно встречена и введена с подобающим церемониалом в монастырь. Но когда она захотела войти в главный его храм, то ее поразил голос Богородицы, исходивший от иконы, написанной в стенной нише: “Зачем ты сюда?! Здесь иноки, а ты женщина, для чего ты даешь врагу случай искушать их преступными помыслами? Ни шагу далее! Удались, если хочешь себе добра!” Пораженная страхом царевна молча покинула обитель, и высказанный ей запрет стал запретом для всех других представительниц этой половины человеческого рода бывать на Афоне и смущать монахов. Потому как не нужно отрекшимся от мира видеть самое притягательное порождение его. И если рассказ о византийской царевне для путешественника миф, то для паломника это факт, а для греческой полиции это закон, охранять который она и поставлена.
С тех пор женская нога не ступала на полуостров, разве что в тех исключительных случаях, когда военные столкновения заставляли греческие семьи искать убежища в непроходимых афонских лесах и горах. При угрозе оккупации монахи легко понимают женщин: тем и другим приходится спасаться – одним от житейской суеты, другим – от вражеских воинов. Да вот не все женщины понимают монахов. Особо непонятливые из них носят название феминисток.
Согласно недавнему афонскому преданию, одна из этих амазонок дерзнула проникнуть на Святую Гору. Не важно, сколько и какому жадному до денег лодочнику она заплатила за перевоз: по Божьему промыслу он для того и был ею нанят, чтобы рассказать потом, как после непотребных фотосъемок на фоне отдаленных монастырей феминистка полезла купаться в море, где ее и съела поджидавшая акула. Откуда взялась акула в Эгейском море? И что плохого сделала эта несчастная женщина? Рефлексии по этому поводу оставим кому-либо из передовых журналистов, а ретрограду вроде меня совершенно ясно, что если бы она ничего плохого не сделала, то неоткуда бы взяться и акуле...

Семьдесят лет тюрьмы

Таможенный контроль в аэропорту Фессалоник доверителен и прост в сравнении с тем, что пришлось испытать вылетающим из Внукова. Всякая власть от Бога. Подтверждение этим апостольским словам неожиданно обнаружилось на заголовке греческой визы, вклеенной в загранпаспорт: XEWRHSH. Даже не знающему греческого языка, но бывающему регулярно на церковной службе нельзя было не угадать в этой надписи греческого слова XEOS – Бог. Происхождение слова “Бог” в русском языке связывают со словом “богатый” (“У Бога всего много”), а в греческом языке в числе прочих его корней предполагают и это – qewrew – наблюдаю, созерцаю. Бог – всевидец, говорит св. Иоанн Дамаскин, и, стало быть, кому, как не всевидящему Богу, распоряжаться выдачей виз?
Более строгие и требовательные пограничники поставлены Богом при выезде с русской территории не без причин. В книжке проповедей священника Валериана Кречетова написано: “Было время, когда наша Россия была вся православная. И по законам тех времен за богохульство, за оскорбление святыни, за поругание икон или храма – минимум 10–12 лет каторги или даже пожизненная каторга полагалась. И вот когда начали ломать храмы, иконы сжигать, нет ничего удивительного, что после этого чуть ли не 80 процентов населения сидели в тюрьме!” Вот и до сей поры для внуков тех 80 процентов сидевших и 20 процентов охранявших выезд из страны по тщательности досмотра напоминает собой выход из тюрьмы, как, впрочем, и въезд в нее.
Правда, с оформлением пропуска на Афон пришлось поволноваться. Пословица “Язык до Киева доведет” за границей приобретает существенное дополнение: “Английский язык до Киева доведет”. Волнений бы этих не было, если бы учил как следует английский и если бы не расслабился вчера сперва в нежных морских волнах, а затем в таверне с пивом, шашлыком и салатами, уже не понимая, кто ты, паломник или курортник, и зачем сюда приехал? Но вчера было заговенье на Петров пост – впервые в жизни на Эгейском море. Оставь эти жалкие оправдания и благодари Божию Матерь, что ты на корабле, и вот уже оставшимся на берегу женским фигурам – седой, а все туда же – швартовщик игриво машет рукой: “Arrivederci” .
До свидания, Уранополь, курортный городок с цветной открытки с разноязычной пляжной публикой, спасибо тебе за гостеприимные ужин и ночлег, за тихий розовый закат с качающимися на волнах белыми лодочками, спасибо тебе и за отсутствие этой дурацкой музыки, которая на родном Черноморском побережье заглушает все: и дыхание ветра, и плеск прибоя, и человеческий разговор, и стук собственного сердца, заставляя все вокруг скакать в козлином похотливом ритме.
Не проходит и получаса, как с борта корабля, идущего вдоль третьего, выросшего из ладони полуострова Халкидики, пальца, открывается вид на эту страну с названием дорогим – Афон.

Корабль «Аксион эсти»

Корабль, перенесший нас в эту страну, назывался Ахion еstin (Достойно есть) – по имени чудотворной иконы Божией Матери, которая хранится в столичном городке Афона – Карее. “Достойно есть” – это первые слова молитвы, обращенной к Богородице, и достойна особого рассказа история ее написания.
Оставленный в келье старцем, ушедшим в Карею в храм ко всенощному бдению, молодой послушник услышал ночью стук в дверь. Стучался неизвестный инок, и послушник впустил его. Когда они вместе стали на молитву, то во время пения слов “Честнейшую Херувим…” гость заметил, что у них поют эту песнь иначе: добавляют перед “Честнейшую” слова: “Достойно есть, яко воистинну блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего”. Пока длилось песнопение, келейная икона Богоматери “Милующая” сияла небесным светом, а послушник в умилении плакал. Он попросил гостя записать эту дивную песнь, и так как в келье не было бумаги, пришелец написал слова на камне, размягчившемся, подобно воску, под рукой чудного писца. Назвав себя РУССКИЙ СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВ МОНАСТЫРЬГавриилом, странник стал невидим, а икона еще некоторое время излучала чудесный свет.
Все это случилось в Х веке в келье, которая с тех пор называется, как и икона, “Достойно есть”. Самый же образ был перенесен в Протатский Свято-Успенский соборный храм Кареи в алтарь на горнее место.
Назвать корабль именем Богородичной иконы – это совершенно в греческом мировоззрении. Названия всех лодочек, стоявших в Уранопольской бухте, как и многих улиц в Фессалониках, начинаются со слова “святой”: святой Георгий, святой Николай, святой Димитрий. Для греков это обычное дело, и других корабельных имен они не представляют...
Когда ко Христу, по въезде его на молодом осле в Иерусалим, подошли апостолы Андрей и Филипп и сказали, что есть некоторые эллины, которые хотели бы видеть Его, то Господь, словно только и ждал этого известия, воскликнул: “Пришел час прославиться Сыну Человеческому” (Ин. 12, 20–23). И в прославлении Иисуса Христа по всему миру словом и делом эллины не обманули Его ожиданий.
По жребию, к которому прибегли апостолы, чтобы узнать, кому в какую страну идти с проповедью о воскресшем Христе, Пресвятой Богородице досталась Иверия. Но не без причин, весомость которых все более и более открывается в ходе человеческой истории, корабль, на котором Она вместе с апостолом Иоанном Богословом держала путь на Кипр, из-за сильного штормового ветра прибило к берегу много дальше Иверии и Кипра – к Афону.
Недалеко от места высадки Богородицы с течением времени возник и устроился монастырь, названный Иверским в честь знатных иверцев, основателей его. Поскольку суждено было Богородице проповедовать в Иверии, но не суждено было прийти к ней, то Иверия пришла к Богородице.
В Иверском монастыре находится одна из наиболее чтимых афонских святынь – знаменитая икона Божией Матери Иверская, называемая еще Вратарницей. История ее такова.
В эпоху очередного брожения умов, когда до разрушения храмов и убийства священнослужителей еще не додумались, но додумались до уничтожения икон, в малоазийском городке Никее, в доме некой благочестивой вдовы, перед иконой Богоматери встали, ругаясь и требуя ее выдачи, несколько разгоряченных голов. Обещанием денег вдова склонила их оставить у себя святыню до утра, но один из них, уходя, все же ударил образ ножом в щеку. А ночью с молитвами и слезами вдовица пустила икону в море.
Спустя два столетия иноки Иверского монастыря увидели далеко в море огненный столп. Не понимая, что значит это видение, они в страхе творили молитву. Усмотрев наконец, что столп возвышается над иконою Богоматери, они стали молить Бога о даровании им этой чудесно явившейся иконы. И когда одному из них, старцу Гавриилу, родом иверцу, во сне явилась Богородица и повелела принять икону для обители, то он с благословения настоятеля и при молебном пении братии небоязненно прошел по водам к святыне и, взяв ее, вернулся на берег.
История эта, сколь удивительная, столь и поучительная, длится по сей день. Один, не понимая, зачем иконе кланяться и молиться, бьет ее ножом. Другой, не понимая, зачем икона светится, встает на море. Первый разрешает свое непонимание бунтом, второй – верой и чудом. А в жизненном итоге? Память первого погибла с шумом, имя второго прославлено и вознесено. Потому как два только пути есть на белом свете: первый к Богу, второй от Него, а третьего не дано. Смертельно опасно этого не понимать.
При царе Алексее Михайловиче в 1648 году список, или копия, Иверской иконы Богоматери был торжественно принесен в Москву и поставлен в часовне у Воскресенских ворот Красной площади, с тем чтобы всякий проходящий мог просить Вратарницу Афонскую быть Вратарницею града Москвы. Но когда число таких просьб резко сократилось, а часовня стала мешать проходу трудовой и боевой рати на площадь, ее снесли, а икону в 1931 году передали в храм Воскресения в Сокольниках.
В 1995 году часовню и ворота восстановили, торжественно доставили в нее новый список Иверской, а со списком принесли с Афона и благословение Божией Матери не только Москве, но и всей земле российской. Потому что прямо против часовни красиво выложили в брусчатке оригинальный знак – “нулевой пункт”, с которого начинается теперь отсчет дорожных километров. Всесоюзные дороги условно начинались от крыльца Главпочтамта, российские начинаются от паперти Иверской. И теперь, по всякой русской дороге едучи, можно на законном основании обращаться к Вратарнице Афонской с просьбой о защите и помощи.

Водка, лукум и вода

Архондарик – это монастырская гостиница, где странника первым делом потчуют неизменным в веках угощением из узы, лукума и воды, а затем устраивают на ночь. Все, как в тех писанных в прошлые и позапрошлые века книгах: глоток анисовки, пересыпанные сахарной пудрой желейные кубики виноградного сока и стакан холодной воды.
– Откуда берете воду?
Послушник С., обладатель роскошного баритона, как потом выяснилось, на службе, выставляя на столе закуски, машет рукой вверх. Из горных родников по пластмассовым шлангам, которые, бродя по Афону, можно увидеть в самых разных местах, вода течет в монастырские трапезные и огороды, и по вкусу ее можно судить о вкусе первозданной земной воды. Особенно хороша она холодная, когда в запотевших железных кувшинах выставляется на обеденных столах, и порция фасоли, уже начинающая во чреве медленное горение, усиленно требует влаги, тогда несколько крупных глотков из металлической кружки кажутся во рту слаще меда и всякого другого напитка, стекая по желобам гортани к месту пожара.
Во времена императрицы Екатерины в ее придворном кругу был в обычае шуточный штраф – стакан воды, выпитый без варенья. Несчастные царедворцы, они не знали вкуса живой афонской воды, как не знает его и новое поколение несчастных, пьющих химию, да за такие деньги.
Средняя температура июльских суток на Афоне – 26 градусов, и, естественно, плодоносит там только то, что поливается. Тщетны были мои попытки отыскать в афонских зарослях куст с ягодой или дерево с плодом, которые пока еще дарят нам запросто наши леса. Разве только тутовые деревья, или шелковица, росшие самостоятельно у стен многих монастырей, а так непроходимая, бьющаяся за жизнь хищная и сухая растительность колючками встречала рискнувшего ступить с дороги в сторону.
По моему скудному разумению, северная природа произращает человеку лесные дары из грибов, ягод и прочего в утешение, или, как говорят лица официальные, в качестве компенсации за долгую студеную зиму, которой не имеется у природы южной, но зато здесь не дождешься плодов без полива и труда.

Записка вместо замка

Когда восторги от увиденного, а их вызывает все: и архондарик с мостиками и террасами, и монастырские корпуса, нависающие один над другим, и Святые врата с пальмами и мраморными колоннами, и самый воздух, которым дышит в твое лицо Афон, – когда восторги улягутся, тогда естественно возникает вопрос: а зачем? Как и зачем эти люди, такие разные, всех родов и возрастов, пришли сюда?
По нынешним временам если и вызываем мы друг у друга взаимный интерес, то не сами по себе, но своими социальными оболочками. Никто не скажет о себе: я, как и все люди, имею многие недостатки, а живу я так-то. Кому это интересно? Зато каждый заявит: о моих достоинствах недавно писали и самого показывали по телевизору, и занимаюсь я тем-то.
Все это обман, который просто и неизбежно открывается в последний час, когда отверстая могила принимает на сохранение до дня всеобщего воскресения не общественный статус и не громкое имя, но тело, на каждом атоме которого теперь проставлено клеймо: по Божией воле или по своей прожита жизнь.
В стороне от монастыря невидное за кипарисами стоит двухэтажное здание. В верхнем этаже расположен храм на несколько человек, которые на Афоне зовутся параклисами, а внизу дверь, которая не запирается, и только записка, призывающая хранить покой усопших братьев, вместо замка. Это монастырская костница, или усыпальница. Посредине аналой с раскрытой Псалтирью, сбоку окошко и от пола до потолка стеллажи. На них рядами уложены, на чей-то просвещенный взгляд, бренные останки, на чей-то невежественный – страшные черепа, а на взгляд человека верующего – самое драгоценное сокровище, которое есть на земле.
Приводимые ниже слова принадлежат старцу Тихону Пелиху (†1983). Их смысл выходит из границ понимания в таинственную область веры, но это обстоятельство только укрепляет их несомненную правду и красоту.
“Можно сказать, что сокрытый в могиле прах дороже всех сокровищ! Что значат золото, серебро, блестящие каменья? Все это бездушная земля. А прах, лежащий в могиле, чудный, таинственный, священный! Для этого праха мир сотворен, для этого праха Сын Божий страдал, умер и воскрес! Для этого праха приготовлен рай Небесный, устроено Царствие Божие! Этот прах был живым существом, носил в себе образ Божий, прославлял Бога и поклонялся Ему. Этот прах был омыт крестильной водою, запечатлен печатью Мира Духа Святаго, напитан был Божественным Телом и напоен Животворящей Кровью. Этот прах в самой смерти – бессмертен, потому что он таинственно соединен с Богом”.
Сокровища монастырской усыпальницы лежат строгими рядами, словно головы бойцов, выстроенных повзводно, в ожидании парада на дне победы жизни над смертью – дне всеобщего воскресения. На каждом черепе – крест, имя и дата смерти, как дата рождения в вечность. А при входе слева от двери стоит что-то вроде кушетки с перильцами по бокам. После двух щелчков шпингалетами боковая загородка легко откидывается. Это афонский гроб, в котором усопший покоится и провожается в последний путь до могилы. Хоронят, обернув в мантию, глубоко не закапывают, потому что через три года надо могилу открывать для ответа на главный вопрос этой жизни, т.е. вопрос о загробной участи усопшего: приняла ли земля тело, а Бог душу, или нужны усиленные о ней молитвы?
Извлекать из земли погребенные останки – древний обычай всего Востока, принявший в христианскую эпоху особое значение. Тело мученика за веру во Христа служит неопровержимым доказательством этой веры. И до сей поры многие греческие семьи с любовью и честью хранят останки своих родных прямо в жилищах. А в православных храмах святые мощи необходимо полагаются внутри престолов.

Византийское время

Время на Афоне исчисляется по солнцу и называется византийским. С последним солнечным лучом, как с последним сигналом, наступает полночь, 00 часов, с которых начинается отсчет нового дня. В таком счете времени нет нашей, отмериваемой по механическим часам условности в смене суток. Зашло солнце, значит, кончился день – ложись спать или становись на молитву, встает оно – поднимайся и ты и воздевай руки в молитвенном восклицании: Слава Тебе, показавшему нам свет!
Этот возглас, полагающий начало великому славословию, в российских церквах, где служба утрени из практических соображений совершается вечером, раздается посреди слепящих электричеством люстр. А в афонских храмах – тогда, когда в распахнутые окна вместе с прохладой льется тонкий свет нового дня.
В каждом афонском монастыре наряду со своим уставом действует и свое время. При жизни посолонь это неизбежно, потому что если на восточном берегу Афона солнце встает раньше, то как можно уравнять его время со временем западного побережья?

Два старца

Великая Лавра стоит между подножием Афона и морем, и такое ее название указывает не на величину зданий, размеры которых даже уступают многим другим афонским монастырям, но на почетное среди всех них главенство. Своему положению на верху иерархической лестницы Афона Лавра обязана святому Афанасию (†1000) и материальной помощи царя Никифора Фоки.
Изменения в монашеской жизни, совершенные на Афоне святым Афанасием, писатель Борис Зайцев сравнил с преобразованиями Петра Великого: настолько радикальны они были. Но преподобный Афанасий не поднимал Афона на дыбы, он его благоустроил.
В современном русском языке слова “благо” и однокоренное с ним “блаженство” опустошены настолько, что смысл их почти забыт. Изначально они целиком принадлежали небу и не служили выражению земных понятий. Девять евангельских заповедей Нагорной проповеди Христа Спасителя начинаются со слова “Блаженны”, и во всяком стихе Псалтири – книги, по которой прежде учились читать и писать, как по букварю, – везде, где встречается слово “благо”, оно связано с Богом. Но мысль о Боге придет ли кому в нынешние времена в голову, когда ему говорят о блаженстве?
Благоустройство Афона преподобным Афанасием было подчинено главной цели всякой земной жизни, всякого ее дыхания – хвалению Божьему. Имя Христово, прежде едва слышимое по отшельническим лачугам и пещерам, его блаженными трудами было возглашено на многие лета во все концы земли, потому как камни возведенной им Лавры стали буквами, кладки – строками, стены – страницами, и вся она – многоэтажным славословием Христу, написанным на все грядущие поколения.
Необыкновенное впечатление производит Афон на всякого паломника. Даже фотографии, не передающие и тысячной доли живого ощущения, показанные мною по приезде людям, далеким от веры во Христа, зажигали их скептические взоры. Конечно, впечатление это носит внешний характер, с не меньшим изумлением можно смотреть на пирамиды и небоскребы, но афонские переживания – особые. Рука помимо воли крестится на купола Лавры, и все существо замирает в стенах ее, уразумевая в слове “замирать” корень “мир”.
Два зеленобородых старца метра по три в диаметре высятся по углам лаврского собора, молчаливо взирая вот уже вторую тысячу лет на происходящее вокруг движение. 30 поколений, 30 людских родов, сменяя друг друга, искали защиты от южного солнца в тени этих высаженных преподобным Афанасием кипарисов. Сфотографировались и мы, присев на устроенный вокруг одного из деревьев каменный парапет. Шишки, упавшие с кроны, или трава у корней? Кто мы для этих великанов? И сидел бы, размышляя об этом, еще тысячу лет, да надо идти исполнять свои паломнические обязанности.
В приземистых, как все старинное, выгоревших на солнце, ухоженных и опрятных зданиях Лавры я не заметил стремления поразить величием и красотой. Они по-домашнему уютны и просты. В Великой Лавре великая тишина. Так убеленному сединами старцу нет нужды в долгих разговорах, самый вид его действует лучше всяких речей. Так иное безмолвие становится лучшей беседой.

Фото Александра ВОСТРИКОВА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru