Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №48/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД 
СЮЖЕТЫ

Любители конфет и табаку

Архангельск – особенный город. Это чувствуется абсолютно во всем. В том числе и в разных неприятных (а подчас курьезных) происшествиях, которые случались в этом городе.

Самой страшной напастью Архангельска (как, впрочем, любого деревянного города) были, конечно, пожары. В летописях то и дело встречаются записи такого плана:
“Згоре в городе церкви, и кельи, и воеводцкой двор, и полгорода от Двины реки” (1637 год).
“Мая в шестой день в Архангельского города в вечеру учинился пожар в мясном ряду, загорелся пустой анбар колмогорца Савки Даскина… гостиные русской и немецкой дворы, и таможня, и важни, и торговая баня, и анбары, и по берегу обруб вверх реки до города, а вниз до двора англичанина Томаса Бреана… и лавки все погорели без остатка” (1667 год).
“Сентября к 15-му числу в ноче загорелось возле города в немецком анбаре, которые анбары построены были на время после пожару возле острожную и городовую стену. И от того пожару Архангельский город, и острог, и съезжая изба, и воевоцкий двор, и государевы житницы с хлебом, и анбары, и лавки, которые построены были в городе и в остроге после пожару на время, все погорело без остатка. И многие пушки медные и железные, которые были по городу, и по острогу, в том пожаре растопились… И после того пожару воевода приехал жить в Немецкую слободу” (1670 год).
Во времена Петра Великого в Архангельске активизировались и торговля, и строительство. В городе появились непривычно огромные деньги и, как одно из следствий, стало развиваться взяточничество. Самый громкий процесс – в 1714 году, над самим губернатором, г-ном Курбатовым, обвиненным в поборах князем майором Волконским. Но и сам Волконский оказался небезгрешен: “Майор Волконский, будучи для розыску в Архангелогородской губернии, взял без указа, самовольно, у подьячего Ерофеева из казны денег 1500 рублей и, не отдав, уезжает в Ригу, подьячный опасается, чтоб за Волконским эти деньги не пропали”.
В результате князь Волконский был расстрелян в 1717 году. А бывший губернатор г-н Курбатов спустя еще четыре года умер своей смертью, так и не дождавшись окончания расследования.
Но это – игры vip-персон. Над обычными архангелогородцами процесс проходил значительно скорее. В частности, когда выяснилось, что капитан Алатченинов был чрезмерно корыстолюбив при проведении набора в рекруты, суд быстренько принял решение: “Лиша его офицерских чинов, бив кнутом и вырезав ноздри, сослать на вечную работу, на каторгу”.
За незначительные правонарушения всего лишь налагался штраф: “26 мая от Харитона Егорова – за неимением на нем немецкого кафтана, тако и галстука, штрафных денег принято 40 коп.”.
А иные отделывались вовсе легким испугом. К примеру, в 1780 году крестьянин Ф. Варавин донес исправнику на собственного сына: “Оный Андрей находится всегда в пьянстве, делает во всем непослушание… увел из дома мерина рыжего и променял его вологодскому крестьянину на мерина ж серого, который нисколько против нашего мерина сверстаться не может”.
Сегодня над подобной жалобой скорее всего просто посмеялись бы работники местного УВД. Но в те времена старательный все-таки вызвал Андрея в мирскую избу, где тому и разъяснили, чтобы хулиган “всегда был своему отцу послушен, опасаясь жесточайшего наказания”.
В начале девятнадцатого века в городе проживал побочный сын довольно знатного вельможи графа Кушелева, высланный в Архангельск за свои своеобразные проделки. Михаил Пыляев так описывал этого доблестного рыцаря: “Долго он оставался памятен тому городу, куда его закинула судьба, по той необычайной роли, которую он взял на себя и которую исполнял с необыкновенною смелостью, решительностью и редким счастьем. Он играл роль своего рода мстителя за угнетенных и слабых. Это был в полном смысле слова каратель пороков, и он навел страх на весь Архангельск или, вернее, на всех тех, у кого на совести лежало недоброе, несправедливое или злое дело.
Он перепорол если не всех взяточников и притеснителей, то большую часть угнетателей этого города. Особенно он был лют с местными шемяками и держимордами. И все ему сходило с рук. Благодаря большим денежным средствам он подобрал себе ватагу из десяти отчаянных матросов, преданных ему душою и телом и готовых за него в огонь и воду.
Много платил он и своей тайной полиции, которую имел как в судебных местах, так и в частных домах. Ему сейчас же доносили, кто, где и когда совершил какую-нибудь мерзость. Вслед за этим у него составлялся суд и исполнение по возможности в скорейшем времени. Наказание, смотря по вине, большей частью состояло в отсчитывании виновному от пятидесяти до ста линьков.
Для достижения этой цели несколько тайных агентов С-на неусыпно следили за каждым шагом обреченной на линьки жертвы и рано ли, поздно ли, будучи в масках, подкарауливали, завязывали ей рот, скручивали руки и увлекали в какое-нибудь глухое, пустынное место и там, под председательством мстителя, тоже замаскированного, исполняли приговор над осужденным”.
Кстати, архангельские взяточники были одними из изобретательнейших в государстве. Здесь даже разработали определенный механизм гарантии – на случай, если кто-нибудь взятку возьмет, а обещанное не исполнит. Для этого денежная ассигнация резалась на две равные части – так, чтобы на каждой находился номер. Одна часть вручалась взяткобрателю, другая оставалась в собственности взяткодателя. В случае благоприятного исхода дела взяткобратель получал недостающее. В противном случае, конечно, нет.
Несмотря на северное местоположение (и, следовательно, отсутствие тропической жары), в Архангельске была реальная опасность эпидемий. Об их причинах писала газета “Архангельск”: “Уже с первыми пароходами в Архангельске появилось много пришлого люда. Деревня выбрасывает в город лишние рабочие силы, лишние руки. Авось в городе они найдут себе заработок.
В большинстве это народ здоровый, в расцвете сил. Наряду с этим элементом начинают прибывать в Архангельск разные калеки, Богом убитые люди. Здесь они кормятся все летнее время и кое-что сберегают на зиму. Не пройдет недели-двух, все перекрестки рыночной площади будут облеплены этими убогими; некоторые из них займут наиболее выгодные, в смысле размера доброхотных даяний, места и будут “сидеть” на них в течение всего лета.
С окончанием весенних полевых работ к нам хлынет новая волна пришлого люда. Здесь этот люд, численностью до нескольких тысяч, размещается по частным квартирам, главным образом в Слободе 1-й полицейской части города. В одной-двух маленьких комнатках до 30–40 человек. Некоторые предприимчивые домовладельцы сдают под квартиры даже сараи без окон и печей. Всякий угол берется с бою.
Если летом в Архангельске появится холера, то в указанных квартирах она найдет себе богатую пищу”.
Самые же серьезные проблемы создавала так называемая Маргаритинская ярмарка, проходившая в Архангельске каждую осень. Главное, конечно, обострение криминальной обстановки. Время от времени газеты сообщали о довольно неприятных происшествиях: “Приехавшие на Маргаритинскую ярмарку специалисты по части вытаскивания кошельков из чужих карманов продолжают с успехом гастролировать в Архангельске. На днях из кармана молодого рабочего “гастролер” вытащил кошелек с деньгами, в котором находилось около 40 рублей. Обнаружив кражу, парень заплакал, так как в украденных деньгах заключался весь его навигационный заработок. Хотя кража и была обнаружена вскоре, но вор, несмотря на тщательные розыски, обнаружен не был”.
Впрочем, городская обстановка и без ярмарки была отнюдь не идеальной. “Под настилом Варакинской пристани, почти ежедневно после 12 часов дня собираются “любители” – игроки в карты. Играют на щепах, застеленных рогожей, и благодаря всегда примыкающим к игре темным личностям многие проигрывают порядочные суммы. В игре часто принимают участие и дети, играют газетчики, нередко проигрывая не только дневной, но и весь свой месячный заработок. Иногда в азарте проигрываются часы, обувь и одежда”.
Не были образцом невинности и здешние торговцы: “В субботу, 13 сентября на рынке произошла драка. Торговец Ябл-ов, поссорившись из-за чего-то с одной торговкой, облил ее кипятком из чайника. “Вскипяченная” торговка не осталась в долгу, и в результате побоища он, избитый, с проломленной головой, и она – ошпаренная”.
Попадались и совсем уж смехотворные истории: “13 марта архангельский окружной суд разобрал дело о крестьянине И.К.Толченове, написавшем письмо на имя ярославского купца Байбородина, в котором обозвал его “сукиным сыном” и т.п. Мировой судья приговорил Толченова к 7 дням ареста при полиции”.
Можно лишь догадываться, что подразумевалось под этим многообещающим “т.п.”, однако ясно то, что судьи города Архангельска были свободны от так называемого местного патриотизма.
Зато у здешнего купечества были проблемы посерьезнее: “9 января, между 7 и 8 часами вечера, в молочную лавку кр. Архангельского уезда Владимира Зотова, находящуюся по Петербургскому пр. между Почтамтской и Успенской ул., вошли трое неизвестных мужчин и с револьверами в руках потребовали у находившегося в лавке хозяина поднять “руки вверх”, затем вынули из кассы выручку 25 руб. и, захватив с собой несколько табаку и конфет, вышли из лавки, где, сев в запряженную лошадь, скрылись”.
Впрочем, в некоторых случаях подобные любители конфет все-таки попадали в полицию, а оттуда – в суд и в тюрьму. В этот момент они из злодеев превращались в “несчастненьких”. Сердобольный обыватель нес таким “несчастненьким” деньги и калачи, а городские власти рассуждали об их тяжкой доле на собраниях. Вот что, например, говорил городской губернатор Сосновский:
– Современная тюрьма не только не способствует исправлению преступника, но, скорее, оказывает разрушающее влияние на его душу и тело… К сожалению, вследствие крайней тесноты и неудобств тюремных помещений, а отчасти и ввиду отсутствия в г. Архангельске, по местным условиям, достаточного спроса на ремесленные изделия не представляется возможным развить в Архангельской тюрьме сколько-нибудь широко занятие арестантскими ремеслами. С гораздо большим успехом труд их мог бы быть применен к внешним работам, а также к таким проектированным уже в Архангельской тюрьме операциям, как содержание ассенизационного обоза и заготовка дров (реек) для продажи, с доставкою их с лесопильных заводов и распиловкою”.
Увы, не суждено было архангельским разбойникам резать в тюрьме свистульки или плести “птицу счастья”. Все-таки их инструментом был ассенизационный обоз.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru