КНИГА ИМЕН
ИМЕНА ЭТОЙ СТРАНИЦЫ:
Аристотель ФЬОРАВАНТИ (между 1415 и 1420 – ок. 1486)
Князь Александр ПОРЮС-ВИЗАПУРСКИЙ
(176(?)–1823)
Эжен КАНСЕЛЬЕ (1899–1982)
У итальянских корней Успенского
собора
О зодчем, уехавшем с юга на север и
взявшем себе имя «Цветок на ветру»
«Светлейшему князю и
превосходительнейшему моему Господину, на
службе которого я остаюсь, где бы ни находился.
Теперь я вернулся в великую землю, в знатнейший,
богатейший и торговый город…»
Довериться ли славословию Аристотеля
Фьораванти, пишущего о красотах и величии
Московии миланскому герцогу, или усмотреть здесь
велеречивую лесть в опасении перлюстрации? В
итальянцах призыва Софии Палеолог не без
оснований видели шпионов папского Рима. Так, Джан
Баттиста делла Вольпе (первый из московских
«фрязей» – Фрязин Иван), доставивший для Ивана III
первых итальянских техников и византийскую
царевну, лелеял планы о тайных переговорах с
Золотой Ордой, был разоблачен, выслан в Коломну,
где и сгинул.
Возможно, поэтому у 60-летнего Фьораванти были
причины в письме к миланскому герцогу величать
Первопрестольную, еще не одевшуюся камнем,
знатнейшим и богатейшим градом.
А начать одевание Москвы камнем только
предстояло, и предстояло именно ему, старейшине
болонских каменщиков. Причем начать предстояло с
главного храма Руси.
Когда рухнул первоначальный каменный Успенский
собор – в чем-то просчитались мастера Кривцов и
Мышкин, – Иван III решил не доверяться более
русским зодчим и послал за италийским муролем,
так зовут Фьораванти летописи. Шпионствующим
фрязям он сию миссию не доверил – в Рим
отправился дьяк Семен Толбузин. «А денег с
Толбузиным князь велики послал своей казны 700
рублей», и «рядися по 10 рублев на месяц ему
найму». Хоть 10 рублев – сумма по тем временам
немалая, однако никто из муролей не решался
отправиться в дремучую гиперборейскую землю, о
которой в Европе ходили сказочные легенды.
Только Аристотель Фьораванти «яко в тои всеи
земли не бысть ин таков не токмо на сие каменное
дело, но и на иное всякое, и колоколы и пушки лити
и всякое устроение и грады имати и бити их… и
иное все хитр вельми». Но прельстили его, видимо,
не деньги, а вынужденные обстоятельства.
В Риме он был обвинен в чеканке фальшивых монет и
даже побывал в тюрьме. Занимался ли пожилой
инженер сим промыслом, судить трудно. Историки
заверяют: в те времена подобное обвинение
неоднократно служило эффективным средством
устранения конкурента. Так или иначе,
предложение русского посла пришлось кстати. И не
оно одно пришло о ту пору: знаменитым
архитектором заинтересовался также турецкий
султан. Но принять предложение иноверца значило
бы предать христианство, и из двух зол Аристотель
выбрал меньшее: Россию.
В пасхальное воскресенье 1475 года италиец увидел
Москву, а уже в июне началась закладка фундамента
нового собора – Фьораванти снес до основания
остатки сооружения Мышкина–Кравцова:
«Удивительно было видеть: что три года делали, он
развалил в одну неделю и меньше того, так что не
успевали убирать камни». При этом Фьораванти
«расхвалил гладкость стен собора, но нашел, что
известь не достаточно скрепляет и камень не
тверд». Неподалеку от Андроникова монастыря
стали выделывать кирпич из найденной
Аристотелем подходящей глины. Но Иван III хотел
остаться в русле традиции и отправил болонца во
Владимир – перенимать опыт строителей главных
святынь.
Об этой поездке, посещением Владимира не
ограничившейся, как раз и повествует письмо
миланскому герцогу от 22 февраля 1476 года –
последняя весточка итальянского архитектора на
родину, куда ему так и не суждено было вернуться
из заснеженной Гипербореи. Документ довольно
загадочный, породивший разные гипотезы: «…я
рискнул отправиться на 1500 миль дальше, к городу,
который именуется Ксалауоко, удаленному от
Италии на 5000 миль. В сей стране путешествие на
лошадях весьма затруднительно, и я прибыл позже,
чем предполагал, и не мог уже достать белых
кречетов, как того желал, но через некоторое
время они у меня будут, белые, как горностаи,
сильные и крепкие…»
Вот оно что: не только осмотреть
владимирско-суздальские шедевры ехал италиец, а
добыть для миланского герцога редких охотничьих
птиц. (Слуга двух господ? Даже трех – ведь он
оставался членом болонской коммуны.) И добрался
он, согласно изысканиям, не куда-нибудь, а до
самого Крайнего Севера: Ксалауоко – не что иное,
как Соловки. «Если твоей светлости угодно
получить прекрасных соболей и горностаев, живых
или шкурами, я могу их тебе отослать, сколько ни
пожелаешь, ибо здесь и медведи, и зайцы родятся
белыми, как горностаи. И еще я охочусь здесь на
животных такой породы, что убегают к морю-океану
и прячутся под водой от страха и 15 и 20 дней живут
там, подобно рыбам. И в середине лета солнце
остается на небе два с половиной месяца…»
Стоит отдать должное литературному дару болонца:
убегающие к морю-океану тюлени (или моржи?) –
лишний штришок к портрету гиперборейской
экзотики. Может, этим и покорила итальянца Русь?
Он и еще пишет между строк, минуя
интеллектуальный потенциал
перлюстраторов-московитов мимоходной цитатой из
Данте: «Коротко время, а кратко нельзя сказать
многое, тем более что «мы истину, похожую на ложь,
должны хранить сомкнутыми устами, иначе срам
безвинно наживешь».
Коротки сроки, да и сказать длиннее не удается:
мало свидетельств. Аристотель отправил-таки
миланскому герцогу Сфорца серых кречетов
(«перелиняв, они станут совсем белыми» – по
легенде, именно их герцог выпустил в день, когда
был убит заговорщиками) и закончил главное дело
своей жизни – Успенский собор.
Быть может, болонский зодчий и не считал
строительство русского храма главным делом, но
тут глубокая мудрость или ирония истории: его
дворцы, мосты и иные инженерные проекты в
Болонье, Риме, Парме, Милане остались лишь на
старинных чертежах. При этом утверждают: многие
из сооружений, традиционно приписываемых
Леонардо да Винчи, были в действительности
созданы Фьораванти…
Он отстроил в Москве Пушечный двор и, по
некоторым данным, начал проектировать Кремль,
ставший подобием миланского замка Сфорческо, а
потом служил великому князю инженером в его
военных походах.
Запросился Аристотель домой, когда на Московии
усилилась ксенофобия. В 1484 году врач, не сумевший
вылечить татарского царевича Каракучу, был
«выдан головою» семье Каракучи и «зарезан под
мостом аки овца». О Фьораванти летопись
констатирует: «Аристотель боялся того же, начал
проситися у великого князя в свою землю; князь же
велики пойма его, и ограбив посади на Онтонове
дворе за Лазорем святым». Правда, потом Иван III
решение переменил: Аристотель был ему нужен.
Болонская коммуна ходатайствовала перед
московским князем с просьбой отпустить своего
престарелого старейшину – и это последняя
весточка о Фьораванти из Италии.
Где исчез итальянский муроль, мистр? След
теряется в 1485 году, после военного похода на
Тверь. «Цветок на ветру» – так переводится
анаграмма имени или прозвища мастера – fior a venti –
мог погибнуть под Тверью, мог дожить до старости
в стольном граде. Кто знает?
Слава Фьораванти в России пережила итальянца.
Описывая поход литовского воеводы Константина
Острожского в 1518 г., летопись сообщает: «Да иные
многие воеводы с ними были и многие земли люди:
чехи, ляхи, угорове, литва и немцы, от сысаря
Максимъяна короля римъского были люди мудрые,
рохмистры, арихтыхтаны, аристотели…».
Словарь слово «аристотели» объясняет так:
«Философ, прорицатель (по имени греческого
философа Аристотеля)». Однако сему толкованию
противоречит контекст: речь идет о военных и
инженерах – «рохмистры» и «арихтыхтаны»
(вероятно, архитекторы). «Аристотели» – это,
по-видимому, военные инженеры, подобные
Фьораванти. Или – как знать, может, и его русские
потомки – версия, подтверждения которой в
источниках уже не сыскать…
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|