Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №53/2002

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ
ВИД ИЗ ОКНА

Ольга ШИРОКОВА

Ветер в августе

Ну что ж, я принимаю с благодушием – а часто и с улыбкой – младую дерзость и младые выходки июня, испытываю нежность к любвеобильному июлю – и тихий, смиренный восторг перед июлем лучезарным, перед его метафизической ипостасью; но я должна признаться вам, что более всего мне дорог август.
Август – это особенные, ни на что не похожие дни – церемонные, чинные, медленные и чуть манерные. Это августейшие дни – полные королевского достоинства и величия. И это именно тот род величия, что способствует возвышению всего вокруг – в мире, природе, людях. Это тот род величия, что облагораживает нас, людей, и мы ведем себя непринужденно, спокойно, значительно – по-королевски.
Августейшие дни для нас, людей, – великое благо; они настраивают нас на праздничный и торжественный лад, мы забываем о суете, мы перестаем быть мелочными, в нас пробуждаются поистине царская щедрость и великодушие.
Августейшие дни – это королевский выход мира, придворный церемониал, расписанный – с надлежащей строгостью – от первого действа до последнего, и все мы – его участники и действующие лица: солнце и звезды, ветер и дождь, деревья, травы, цветы, люди, птицы, звери.
А еще – небо беззаботно роняет вниз осколки разбившихся нейтронных звезд; экий пустяк – на небесах они имеют ту же цену, что и осколки чайных чашек у нас, людей, но, падая с небес на землю, звездные черепки превращаются в золото и серебро.
И даже ветер в августе кажется нам хранящим в душе королевскую честь, и честность, и поистине аристократическую чистоту; да и вправду: что на свете бывает чище ветра – и честнее, прямодушнее, чем ветер?!
Августейшие дни... Хотите удивляйтесь, хотите нет, но в эту пору на редкость прозорливы и чутки бывают юные особы женского пола – в иное время, в иных житейских положениях обычно беспечные и отрешенные от мира, погруженные в дремотную нирвану молодости.
Именно в августе эти юные создания начинают тонко и обостренно чувствовать перемену времен, настроений, намерений; и тут же без труда, скоро и легко угадывают главный мотив августейших дней – и сбрасывают с себя легкие белые шорты и узкие набедренные повязки полинезийского покроя (все то, что так шло им и было таким милым в июльскую жару).
Минуту или две юные прелестницы зачарованно глядятся в зеркала, дивясь чудесной смуглости своих обнаженных тел – цвета старинной охры, цвета крепкого кофейного настоя. Это не тело юной девы, о нет! Это сгусток янтарной смолы, это струя дикого золотого меда, это кипящая огненная бронза, льющаяся из раскаленного тигля.
Такому телу не место на чинном придворном торжестве, с такой дикой живой плотью нечего делать на приеме для августейших особ – наши прозорливицы конечно же понимают это – и, не раздумывая и не гадая, выбирают для себя как раз то, что нужно. И облачаются в длинные юбки из темного шуршащего бархата и в кружево воздушных белых блуз, и в кружево цвета слоновой кости – и сразу же становятся похожими на придворных инфант.
Когда наступают августейшие дни, мы все – от младенцев до древних стариков – жаждем участвовать в дворцовом представлении; но, поверьте, не мы одни.
На этом празднике все улицы и улочки, все площади, бульвары, переулки, и каждый дом, и каждый двор становятся парадной сценой, готовой принять и достойной принять – торжественно и церемонно – всех королей на свете (и всех экс-королей в придачу, тех, что давно уж отошли от своих монарших обязанностей и сегодня посвящают жизнь коллекционированию бабочек).
Мы примем – с исключительным радушием – и того монарха-несчастливца, что был недавно отлучен от трона из-за какой-то ничтожной провинности, а может, и вовсе без вины; ныне он служит в крошечной конторке чиновником четвертого разряда – но служит отменно!
Мы примем здесь – со всеми подобающими почестями – и парочку-другую королей-сумасбродов, королей-обормотов, королей-чудаков (в мире всегда отыщется такая вот славная парочка). Здесь, в миру, они облачаются в самое простое платье и неузнанными разгуливают по собственному королевству, играя роли продавцов газет, таксистов, мусорщиков, рекламных агентов – а иногда, случается, и нищих, собирающих на паперти грошики...

Признайтесь же, ваше королевское величество, разве эта дорога, мощенная булыжником, с высокими каменными столбиками вдоль обочины, – разве она не напоминает вам ту самую дорогу, что ведет к воротам вашего замка – в дальней вашей стране?
Правда, за последние десять лет по нашей дороге проехало великое множество автомобилей, а вечерами мальчишки и поныне катаются здесь на роликовых коньках, велосипедах и самокатах; и от этой нескончаемой езды, от всех этих колес и колесиков булыжник отполировался до зеркальной глади, стал скользким, как лед, – и вам, мой король, проезжая здесь в карете, следует быть весьма осмотрительным: не торопить, не гнать коней.
Но, уверяю вас, даже самым медленным ходом вы очень скоро доберетесь до главных ворот городка, в котором я имею счастье жить. Это и вправду целый городок посреди большого города: столетие тому назад здесь располагался древний монастырь, а сейчас здесь располагаемся все мы.
Согласитесь же, здесь все так напоминает картины вашего родового замка: окружная зубчатая стена невероятной толщины, белокаменные ворота. И эти дворы – сумрачные, гулкие, с бесконечными переходами из одного внутреннего дворика в другой, и эти часовенки, беседки, старинные колодцы.
Здесь все, как в вашем замке – такие же запутанные переулочки, что вечно упираются в глухую стену – старую, щербатую, с расплывшимся белесым следом от водостока.
Здесь, как и в вашем замке, есть подземелье: там стены сложены из узких красных кирпичей, там сыро, неуютно и тревожно, там есть и тайные ходы, и потайные дверцы, и клады, навечно замурованные в стенах.
Только нам нечего делать под землей, наш путь – наверх, к маленькой комнате под самым чердаком. Согласитесь, моя комнатка имеет весьма аскетический вид: здесь нет ничего, кроме высоких книжных шкафов из дымчатого ясеня, а еще узкого диванчика у стены, маленького столика, лампы и синей чашечки на синем блюдце – чай здесь пьется бесконечно, с утра и до поздней ночи... Почти ничего, кроме книг, теснящихся на полках, а в книгах – своды древних истин, исчисления звезд и песчинок, звонкие гимны, мудрые письмена, сладкоречивые поэмы о любви.
Признайтесь же, ваше величество, в такой же комнате, как эта – у самой вершины башни, которая зовется в вашем замке «Башней одиночества», – вы скрываетесь от бесконечных королевских обязанностей, скучных приемов, вечной дворцовой суеты, навязчивых просителей, напыщенных дам и бестолковых соседей.
В такой же точно комнате вы остаетесь – на час, на день, на незаметно пролетающую ночь – в счастливой компании со своими любимыми книгами... как, как вы называете эти блаженные часы? Tempus absolutum sine duratio? Время абсолютное, но без жестокости?.. Вы знаете, а я зову эти славные часы, проведенные среди книг, немного по-другому – «время милых встреч», но смысл почти не меняется, ведь правда.
...Мои книги – они кажутся совсем простыми: странички из серой бумаги, обложки из серого картона... Но если вечная жизнь существует, то она существует для них: для Августина, Иосифа Флавия, Демокрита и Плотина, Аристотеля, Франциска Ассизского, Лукиана, Галилея, Данте и Рабле, Боккаччо, Эразма, Томаса Мора, Коперника, Майстера Экхарта...
Но знаете ли, мой король, здесь, на этих ясеневых полках, вы найдете много, очень много новых книг и новых авторов – их имена вам не известны, но истории, рассказанные ими, прекрасны. А впрочем, почему бы вам не остаться здесь надолго; и пусть августейшие дни кончатся, но у нас есть сентябрь, октябрь, ноябрь – и долгая зима, и вам достанет времени, чтобы успеть прочитать все неизвестное.
Итак, вы остаетесь – вы остаетесь, ваше королевское высочество?..


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru