Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №47/2002

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

МАКУШКА ЛЕТА

Ковчег нашего двора

Проезжая мимо маленьких городов и станций, я представляю, что за дощатыми заборами и старыми тополями длится и торжествует чье-то детство...

Почему душа тянется именно к этим дням, не принимая расстояния, не понимая, что такое прошлое, не зная, что такое «навсегда»?.. И кажется, что можно вернуться, стоит только купить билет, сесть в поезд, приехать к вечеру, в закатный час, и не дойдя до калитки, перемахнуть через забор и всех-всех еще застать во дворе. Соседку Клавдию Павловну с бабушкой – на скамейке под липой, малышню – в песочнице, а наших ребят в беготне или посиделках...

Вот бегут Маришка с Жанной – неразлучные подружки по коммуналке. За ними – длинненькая Ира с сестренкой-златовлаской Илоной. Добродушный рыжий Сережка с драчливым и даже кусачим братом Валеркой. Великовозрастный Женька, как всегда, возится с мопедом. А Лариса, худышка-тростиночка, ветром носимая, сидит на качелях с куклой. Через какие-то пять лет она станет гимнасткой, мастером спорта и гордостью города... Степенно идет мне навстречу Мишка – мученик скрипки, пародист, наш Райкин и Хазанов в одном лице, заводила; он так легко мной помыкает, что я сам удивляюсь. «Командир! – восхищенно говорит о нем моя бабушка. – Непременно в генералы выйдет...»

Тоненько зашипела отсыревшая спичка. Огонек лизнул газету, она послушно занялась. Все склонились над очагом, устроенным из старой дырявой кастрюли. По крыше постукивал дождик, он шелестел по листьям бузины, а мы сидели в нашем доме, устроенном между забором и старой рябиной. Утлый домик из хлама. И ничего на свете не было лучше того, как сидеть на корточках вокруг огня, тесно-тесно прижавшись, так, что Маришкин мокрый локон я чувствую у себя на щеке... И напрасно Маришкина мама кричит в форточку: «Где тебя носит, бедовая?..»

Когда у Мишки тяжело заболела бабушка, мои старики взяли Мишку к себе, и несколько ночей он ночевал у нас на диване. Вероятно, эти дни особенно сдружили нас, так что мы с трудом потом расставались. Однажды нам удалось установить радиосвязь между нашими квартирами благодаря подаренной мне детской радиостанции. И казалось, что никакая земная причина не может нарушить нашей дружбы...

Как мне сейчас очевидно главное достоинство нашего двора: избавленность от чужих глаз. Дощатый забор, длинные сараи и заросли крапивы у канавки-речки делали наш двор неприступным. Наши песочные города стояли нетронутыми по неделе, а то и две. Они могли пасть лишь от проливного дождя. Можно было забыть во дворе игрушку, панаму, книжку, велосипед и даже радиоприемник – никто не трогал чужого.
Порой мне снится наш двор в той еще доисторической своей эпохе, когда вместо асфальта от калитки к подъезду вели деревянные мостки. Отполированные ногами и дождями доски пахнут солнцем. По ним хорошо идти босиком – доски отвечают на твои легкие шаги, покачивают тебя, будто ты на палубе.
Помню день, когда рабочие разобрали мостки и под досками открылись несметные сокровища: монетки, пуговицы, колечки, оброненные когда-то в щелки между досками. Потом приехал каток, привезли горячий асфальт. Мы норовили ухватить горсточку асфальта и, обжигаясь, пытались скатать в руке черный шар.

Во дворе в разное время жили собаки, кошки, кролики, черепахи, курицы, ежи. После дождя в саду за домом можно было набрать грибов – шампиньонов и маслят. Ноев ковчег нашего двора.

Утром двор мог быть футбольной площадкой, днем – кортом для бадминтона, вечером – танцевальной площадкой. В сарайке моего дедушки летом открывалась библиотека. Она возникла в тот памятный мне день, когда в поисках макулатуры для школы мы с Мишкой и Сережкой позвонили в очередную квартиру. Нам открыл молодой высокий мужчина, похожий на художника. Он очень доброжелательно поглядел на нас, а потом открыл сундук в коридоре – и мы ахнули. Сундук был полон удивительно красивых, ну просто новеньких журналов. Каких тут только не было! «Советский Союз», «Искусство», «Архитектура», «Вокруг света», даже «Корея» и «Албания»... «И все это нам?» – завопили мы восхищенно. «Вам», – вздохнул художник. Мы схватили каждый кто сколько мог унести. И полетели вниз по лестнице. Но сразу, на ходу, мы решили, что такую красоту невозможно отдать в макулатуру. У нас будет библиотека!
На другой день на нашей сарайке появилась табличка «Библиотека», рядом были сколочены стол и скамейка, а вечером уже не было отбоя от читателей. Вскоре нам пришлось завести настоящие формуляры – приходили и почти незнакомые люди из соседних дворов.

Недолго во дворе стоял гараж с автомобилем. Мы представляли собой чуть ли не угрозу частной собственности. По гаражу постоянно стучали мячи, камни, воланчики. В конце концов гараж был подожжен, а машина изгнана со двора.

Каждое лето начиналось с мирного присоединения к нашим владениям соседних территорий. Как неаполитанцы (по наблюдению Павла Муратова), мы считали «своим все, что доступно взору». Чем старше мы становились, тем сильнее тянуло нас в странствия. И наши игры включали в себя уже два соседних двора, а потом и всю улицу – вплоть до сада железнодорожников. Мы снаряжали колониальные экспедиции по реке Золотухе, вдоль которой были такие дебри, что могли сравниться по своей непроходимости с джунглями Амазонки.

Двери двух подъездов никогда не запирались, но никому не приходило в голову испортить стены бранным словом или бросить окурок. На площадках стояли горшки с цветами.

Иногда я замечал, что бабушка выглядывает в открытое окно, но не зовет меня, а задумчиво подперев голову, смотрит, как мы играем. О чем она думала тогда? Свое ли тобольское сиротское детство вспоминала, когда бегала с подружками к высокому забору из свежих досок – в щелку посмотреть на девочек-княжон, ангельски прекрасных, или на человека, которого взрослые еще недавно звали царем, а теперь зовут виновником всех своих бед, – он сосредоточенно и умело рубит дрова...
...Я лежу на теплой крыше сарайки и смотрю в небо. Слежу за облаком. Вдруг от него отрывается клочок, пушинка, и медленно летит к земле. Я прыгаю на землю и бегу ловить облачный клочок. Оказалось – перышко. Лебединое или гусиное – такое белое, что я не посмел его выбросить, а понес домой...

Взрослые при случае с радостью принимали участие в наших играх. Дядя Саша Бланк, умница, математик, кандидат наук, – он был, кажется, доволен, что мы зовем его Шуриком. Без него мы не мыслили наши бадминтонные и шахматные турниры. К нему шли с поломанным велосипедом, и он, откладывая все свои дела, чинил... А сколько счастья было, когда он давал покататься на стареньком, но скоростном «Спутнике»!

Что может быть таинственнее северных летних сумерек, когда ниоткуда вдруг потянет родниковым холодом... Убегавшись, сиди себе на здоровье на заборе или на сарайке и гляди, как последняя узкая полоска вечерней зари долго играет на горизонте, за вековыми тополями у речки. Прохлада веет, прибывает, холодит разгоряченный лоб... Спрыгнешь с забора, прощально посмотришь на небо, открывшее уже свой необъятный ларец, и захолонит сердце от круженья над головой свежих звезд, их зеленоватого мерцанья. Страшной далекостью повеет, непостижимой огромностью. И взору не оторваться. Так и идешь к подъезду, задрав голову к небу и спотыкаясь у мостков на пути, знакомом до каждой травинки и досочки...

Я нашел фотографии того лета. По дате на обратной стороне понял внезапно, что прошло тридцать лет. Такого быть не может, но 1972 год был и правда тридцать лет назад. Тридцать лет с тех минут, когда мы все уселись на тележку и Сережка с грохотом помчал нас по двору. И мы так дружны были, так любили друг друга, поверьте...

Когда я еду на поезде, минуя небольшие станции и маленькие городки, то всегда провожаю взглядом дощатые серые заборы, покосившиеся ворота. И заприметив за ними взлетающий мяч, я счастливо представляю, что там, за тополями и заборами, еще таятся дворы и под их защитой проходит чье-то детство.

Дмитрий ШЕВАРОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru