ШКОЛА ДЛЯ УЧИТЕЛЯ 
 

Колонка редактора

Мне недавно в метро на ногу наступили. Потом поверх моей головы прозвучало ледяное извиняюсь. Меня покоробило. Нет, не по поводу наступления, я давно здесь живу – привыкла. Задела форма будто бы извинения. Тут же вспомнилось, что накануне узнала: форма извиняюсь возникла в первые годы советской власти. А до семнадцатого года принято было говорить простите. То есть обращались к обиженному за прощением, а форма, возникшая в двадцатых годах, означает, что я-то извиняюсь, но простит ли пострадавший, мне безразлично.
Как информация это было занятно, не более: что речь накрепко связана с сознанием, я читала и раньше. Но отдавленная нога поразительным образом активизировала мою интеллектуальную деятельность: я прямо-таки прочувствовала глубину этой мысли. И как всегда происходит с только что присвоенной идеей, она заняла все мои мысли: повсюду находились подтверждения тому, что в языке и речи проявляется сознание.
Значит я, как учитель, могу не только расширять активный словарь детей, но и использовать их речь как индикатор процессов, происходящих в сознании одного ребенка или группы, нашедшей “общий язык”. Да и в своем собственном, между прочим, тоже.
Возможность использовать слово как еще один инструмент наблюдения и анализа увлекала меня все больше. По себе знаю, что при переходе от традиционной практики воздействия к педагогике взаимодействия с ребенком у учителя бывает период “пограничного состояния”: собственные установки и принципы уже изменились, но в классе то и дело сползаешь на старые, привычные формы работы. Может быть, стоит в этот период тщательнее контролировать свою лексику, чтобы скорее присвоить корректный стиль общения? Или в обратную сторону процесс не идет и лексика лишь следует за изменением сознания? Ведь даже учитель, работающий уже по-новому, не формирующий, а сотрудничающий, в описании практики может то и дело сбиваться на формирование, воздействие... Это значит, что он находится в состоянии неустойчивого равновесия и в изменившихся условиях снова сможет вернуться к работе по-старому?
Интересно будет проанализировать собственные записи многолетней давности. Кстати, моя абсолютная неспособность составить официальный текст казенным языком свидетельствует ли о тяжелой форме врожденного легкомыслия и непригодности к административной работе? Где владение соответствующим языком совершенно необходимо? Когда проверяющие, войдя в духоту перегретого отоплением класса, строгим голосом спрашивают у меня, “функционируют ли фрамужные устройства”, я впадаю в лингвистическую кому, а в голове вертится что-то про “отсутствие наличия палкообразного приспособления для регуляции фрамужного устройства”. И сокрушенно думаю, что, оказавшись в роли администратора, просто и некомпетентно предложила бы приоткрыть окно.
Но поскольку я, к счастью, остаюсь учителем, продолжаю размышлять, как еще можно применить старую истину о языке и сознании. Нельзя ли использовать анализ словаря ребенка для диагностики его эмоционального состояния и развития? Срезы знаний и психологические тесты, конечно, никто не отменял, но теперь я более внимательно прислушиваюсь не только к тому, что говорит ребенок, но и как.
Подростковый возраст у моих третьеклассников не за горами. Появление в речи грубостей, сленговых словечек, а то и непечатных, произносимых украдкой, говорит о приближении подростковых проблем или пока только о желании принадлежать к компании, где лексика эта в ходу? Еще я отчетливо поняла, что при ответе на уроке бесконечные вот, ну и нелепый повтор потому, потому что – не обязательно признаки неразвитой речи. Может быть, ребенок просто неуверенно чувствует себя в ситуации вопрос-ответ?
Кстати, если я в последнее время задаю себе столько вопросов, что бы это значило?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"