КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
СЛУГИ ТЕРПСИХОРЫ

Три карты на удачу

Отныне в репертуаре Большого театра – две «Пиковые дамы»: к оперному шедевру прибавился балет в постановке легендарного французского хореографа Ролана Пети

Впервые к пушкинскому сюжету Пети обратился в 1978 году, откликнувшись на просьбу Михаила Барышникова. Спектакль был поставлен для труппы Национального Марсельского балета на музыку оперы П.И.Чайковского. Тогда, сдавшись Барышникову, хореограф не смог вполне реализовать собственный замысел. Получив приглашение в Большой, переписал либретто и предложил нам свою «Пиковую даму» – «она напоминает мне корриду, во время которой погибают оба – и бык, и тореадор». Музыке оперы постановщик на сей раз предпочел «Шестую симфонию» Чайковского.
Шесть сцен. Скупые знаки места действия. Преобладание серых, палевых, мышиных тонов. С самого начала понятно, что вся эта затаенная холодность «петербургских» тонов просто обязана в финале взорваться кроваво-красным. Так и происходит. С колосников обрушиваются кроваво-красные кулисы, на дамах кроваво-красные платья, всю сцену заливает багровый свет. И хотя логика предсказуема, это красиво и впечатляет без лишнего изыска и манерничания. Театр вообще, как известно, – искусство грубое.
Отбросив все второстепенные линии и избрав лейтмотивом балета утверждение Пушкина, будто Германн готов был даже сделаться любовником старой графини, лишь бы выведать тайну трех карт, Пети сосредоточился на дуэте-дуэли Германна и графини. Нерв балета – в напряжении, возникающем между двумя главными героями. В напряжении той интенсивности, какую принято сравнивать с натянутой тетивой. Кто из них бык, а кто тореадор – не важно. Вернее, они то и дело меняются ролями. Главными ролями.
Есть в балете и Лиза. Однако что она переживает – не ясно. Образа нет, да и не должно быть по замыслу. Если Лиза нужна была постановщику, чтобы передать Германну ключ от комнаты графини, эту бытовую деталь можно было бы опустить. Условность балета вообще и этого в частности не требует объяснения: не важно, каким образом проник Германн в спальню. И не было бы ни малейшего “криминала” в том, чтобы вовсе исключить Лизу из числа персонажей. Светлане Лунькиной, одной из прим Большого, в партии Лизы фактически нечего было делать.
Кроме того, Германна в исполнении Николая Цискаридзе никакие полюсы с толку не сбивают. Если его и мучают страх и неопределенность, то только в том, удастся ли узнать секрет трех карт.
Германн Цискаридзе – Пети – добровольный раб своей страсти. Ни пушкинской многозначности, ни тем более иронии в нем нет. Что до пластического рисунка, то набросан он мастеровито, но, на мой взгляд, без блеска. Жэтэ, туры, заноски – все на своем месте. Прыжки-восклицания, арабески-ликования. Германн вышел каким-то уж очень простоватым. Эдакий Чайльд-Гарольд из уездного города.
«Пиковая дама» означает крупный успех Илзе Лиепы. Партия графини заметно выбивается из этого режиссерски ладно скроенного, крепко сшитого, но все-таки среднестатистического спектакля.
Пети необходимы были ее, Илзе, царственный жест, холодная величавость, графичность тонких длинных пальцев и нервных запястий. Но он (хотя и это уже само по себе впечатляло бы) не ограничился простой эксплуатацией фактуры, услужливо предоставленной в его распоряжение самой природой. Пети создал, а танцовщица-актриса блистательно воплотила образ, совершенный в слиянии внешнего и внутреннего.
Женщина из эпохи модерна: удлиненные линии, вьющиеся прихотливо, но не смазывая, а подчеркивая дурманящую чистоту рисунка. Вот графиня заметила Германна в своей спальне. Увидев его, затрепетала было совсем по-женски. И тут же едва уловимый, мерцающий переход к отталкивающей старушечьей дрожи. Вся ее партия – на грани. В ней неизбывная двойственность: в изможденной ее душе еще не умерли страсти.
Дымная, туманная, седая, она вся точно готовый сорваться в последнем полете сигаретный пепел. Он уже мертв, но еще не рассыпался в прах, еще хранит истомленную память о недавнем огне, о пламени свечи, от которой он был зажжен.
Видишь, что на сцене художник. Радуешься, что танцовщица получила такую роль, получила возможность выразить себя. Убеждаешься и досадуешь, что столько лет не было хореографа, который играл бы не только на ее нордической внешности или аристократичной манере, а рассмотрел и сумел, захотел бы раскрыть истинную природу таланта.