РОЖДЕСТВО
ПРОСИТЕ, И ПОЛУЧИТЕ, ЧТОБЫ РАДОСТЬ ВАША БЫЛА СОВЕРШЕНА (Ин. 16,24)

Может быть...

История одной сбывшейся мечты

Ну и холод на улице! Господи, через пару дней исполнится целых пять лет, как я зимними вечерами смотрю в это разукрашенное морозными узорами окно и думаю: «Ну и холод на улице!» И каждый раз не перестаю удивляться, как все-таки самоотверженны эти люди. Они, встающие рано поутру и бредущие на автобусные остановки в двадцатиградусные морозы, чтобы целый день заниматься осознанной суетой на своих рабочих местах, и потом как ни в чем не бывало возвращающиеся в дома, чтобы позвать друзей-соседей и шутить-подшучивать с ними обо всем на свете за бутылкой ли или горячим чаем. Я тоже самоотверженный – с одним выходным в неделю работаю в магазине медицинской книги. Уже почти пять лет. Я знаю строение человека на уровне провинциального хирурга, осведомлен обо всех болезнях наших бренных тел и не хуже какой-нибудь деревенской вещуньи разбираюсь в лесной флоре. И все же я ни черта не знаю о человеке. Зачем он совершает свои поступки, в какой части тела у него хранится маленькая кинопленка, которая каждый год отматывает кадры с его судьбой – об этом не написал ни один медик. За что им вручают Нобелевские премии, они ведь тоже ни черта не знают. Бред какой-то.
Снег пошел крупными хлопьями, как пух в мягких подушках. Лечь бы и уснуть. И я, как обычно, приснюсь себе волхвом, поднимающим маленького Иисуса над ночной дорогой и что-то шепчущим ему на ухо. Никогда не удавалось запомнить, что же я ему говорю – все время просыпаюсь, пятый год подряд… Как же, наверное, изменилась Москва! Небось понастроили новых домов, понаоткрывали свежих барчиков, куда можно прийти и поговорить с белокурой американкой или темнокожей студенткой из Непала, а потом пригласить ее посмотреть на быт обычного русского человека. Что я, собственно, делаю здесь так долго, в этом провинциальном городишке, затерянном где-то посреди России, название которого никто никогда не слышал…

– Па-а-а-п, ну расскажи сказку!

И никакой я не «папа». Я Владимир Сироткин, в 12 лет сбежавший из московского детдома, проведший свои лучшие годы в подворотнях и затем занимавшийся чем бог пошлет, надувая ни в чем не повинных, зачем-то не понравившихся мне обывателей, иногда приворовывая курево и выпивку. Я этому ребенку просто чужой человек.

– Спи, малыш, сейчас расскажу тебе какую-нибудь сказку…
Да, расскажу, пожалуй, все как есть… и уеду. Пускай знает всю правду, как-никак ребенок взрослый, через два дня пять лет исполнится. Может, вспомнит потом. Дети, говорят, хорошо запоминают. А Маше-мамаше скажу, что, мол, влюбился. Нет, ничего не скажу, просто уеду. Чудный все же у Марии ребенок, даже грустно как-то. Разбросает руки-ноги на всю кроватку и спит, чему-то улыбаясь. А сейчас вон притворяется. Ну да ладно.

– Слушай, значит, сказку-быль про двух друзей и автомобиль…

Однажды жили-были за тридевять земель… В общем, в Москве дело было, холодным зимним вечером, прямо как сегодня. Помню, лежал я на своем диване и смотрел по телевизору какую-то чепуху, и вдруг телефон зазвонил. И трезвонил он как-то слишком громко и яростно, будто не возьми я трубку – и не бывать больше жизни на земле. А на том конце провода приятель мой, Дима, еще тот торчок (ну это такие люди… в общем, постарше будешь, во всем разберешься), взволнованный, как в первый раз в ментовке (не буду, пожалуй, ничего объяснять, расскажу правдивую жизнь, какую знаю), мне и говорит: «Срочно приезжай». Раз пять повторил на разные лады и бросил трубку. Опять, думаю, в переделку попал, а в какое отделение приезжать, не сказал. Решил я домой ему позвонить, а он там.
– Так ты что, – говорю, – не в ментовке? Что случилось?
А он мне: мол, чудо свершится, срочно приезжай. С ума сошел, наконец-то – уже четыре года глотает всякую современную синтетическую дрянь.
Я подумал, подумал и поехал. В конце концов, либо сейчас, либо никогда, но приятеля надо выручать, а то у меня так и вовсе вменяемых друзей не останется. Приезжаю к нему на квартиру, чуть дверью меня не пришиб, когда открывал. Он от волнения весь трясется, глаза на выкате. Ничего я сначала не понял, вроде зрачки нормальные, неужели, думаю, наследство получил. Так ему и ляпнул первое, что пришло в голову. А он вдруг сразу сделался нормальным трезвым человеком, даже слишком серьезным: «Проходи», – говорит, – тут такие чудеса творятся». Я перестал задавать вопросы, прошел в комнату и сел на дырявый диван, рядом с новогодней елкой, не весть из чего сделанной – вертикально стоящая свалка, кое-где прикрытая серебряными ниточками и увешанная всяким хламом, с блестящим серебряным ангелочком на верхушке, который здесь явно был не к месту. Дима принес чай и, прислонившись к стене, надолго о чем-то задумался. Минут через пять он спросил, какое сегодня число. Было пятое, пятое января. Новый год наступил, как обычно, с боем курантов на телеэкране ровно пять дней назад. Как обычно. Еще через пару минут он произнес: «Ты ведь знаешь, что во мне нет ни капли еврейской крови». Ну, подумал я, у него точно крыша поехала. Неужели я здесь, чтобы выслушивать его россказни про этот народ, у которых небось уже и костей не осталось, чтобы их перемывать. Так ему и сказал, что уезжаю, звони, мол, когда в себя придешь. И тут он начал рассказывать.
   
– Представляешь, просыпаюсь сегодня оттого, что зовет меня кто-то. Сам знаешь, живу я один, в квартире никого нет, я со сна абсолютно трезвый, понимаю, что все происходит в этом реальном, настоящем нашем мире. Я накануне вроде бы ничего такого не принимал, обошел всю квартиру, выглянул во все окна и больно порезал палец. И все равно кто-то зовет, что слышно в каждом углу, будто стены разговаривают. Ну я сначала испугался, думал пройдет, по венам-то до сих пор много всего плещется. Ничего подобного. Зовет и зовет такими словами: «Дми-и-итрий, вставай, бездельник». Именно так…

Я ничего не понимал, слишком здраво Дима говорил, чтобы это были слова сошедшего с ума наркомана, но это еще больше сбивало меня с толку, так что я решил вообще не стараться что-либо понять, пока он не закончит.

– …Я тогда впервые испугался, что сошел с ума. Подумал, что шизофрения. Ну и спросил его, кто оно такое. Знаешь, что мне ответили? «Яа-а вестник Божий, подойди ко мне, ибо с благой вестью я спустился к тебе». Именно так. И знаешь, где он оказался? На этой самой елке. Видишь ангела – я нашел его вчера возле подъезда. Подумал: пусть будет на моей елке хоть что-нибудь как у людей в рождественский праздник. Он мне сегодня и говорит: «Ступай на восток и встреть дитя Божие, как подобает». Такими вот словами. Ты знаешь про второе пришествие? Что снова спустится сын Божий на землю и объяснит им все, как лучше, будет излечивать и помогать всякому? Я ничего не знал, представляешь, мне впервые стыдно стало. Мне ангел потом все объяснил и рассказал.

Дима умолк, а потом пристально так глянул на меня и спросил: «Не веришь?» Что я тогда мог ответить – что он сумасшедший, что ему пора заканчивать с наркотой и найти наконец какую-нибудь работу? Мне стало смешно.
– Конечно верю, – говорю. – Ты у него поинтересовался, куда ехать, а то облачно нынче. И на какие шиши ты собираешься путешествовать, продашь квартиру?
– Не веришь, – констатировал он. – Я спросил у него то же самое, и знаешь, что он мне ответил? «Все найдешь под третьей половицей от угла». Именно так и сказал.
   
Тут Дима исчез в другой комнате и вернулся, держа в руках драгоценности, каких уже давно никто не носит. Кольца с камнями, ожерелья, серьги, монеты сверкали на его ладонях.
– Я ходил по ним больше десяти лет, лежал на них, ожидая прихода, целовал уйму девок и ничегошеньки не знал.

Это были действительно дорогие вещи. Сейчас вряд ли остались такие дома, где можно найти подобные сокровища, кем-то в страхе спрятанные много-много лет назад. Этот Дима не мог ограбить музей, и даже если так, не стал бы сочинять весь этот бред для меня, тем более не стал бы ни с того ни с сего приплетать сюда историю о Втором пришествии…
И я поверил, мне просто ничего не оставалось, иначе все происходящее просто нельзя было объяснить.
Он предложил мне ехать с ним, и я почему-то согласился. Не знаю, почему мы не растратили тогда все это добро, каждому из нас столько не хватало. Но… тем же вечером мы собрались, с трудом отыскали на карте город, про который рассказывал ангел, где в родильном доме № 1 должен был появиться на свет сын Божий. Чудом мне удалось уговорить своего знакомого, переправляющего ценности за границу, купить у нас все, что отыскалось под «третьей половицей от угла», и чудом мы тем же вечером обзавелись довольно вместительной «Газелью». Как ни крути, но даже ангел не смог бы построить аэропорт в том городишке за пару часов, а на поезде мы бы точно не успели. До Рождества оставалось два дня. Два дня бессонной гонки по зимним трассам навстречу новому Спасителю человечества, которому мы должны были обеспечить нормальное детство в нелегких современных условиях и одарить, как когда-то волхвы младенца Иисуса.
Хотя насчет того, что нужно маленькому ребенку, я и мой приятель имели очень смутное представление. Дима пытался позвонить своей бывшей жене, которая когда-то родила ему сына, но та повесила трубку. Единственным местом, про которое говорили, что в нем есть все для детей любого возраста, был центральный “Детский мир”, куда мы и отправились.
Мы исходили магазин вдоль и поперек. Чего только люди не навыдумывали, дабы развлечь своих чад: куклы, нашпигованные электроникой, конструкторы «собирается сам», но ничего подходящего для Спасителя. Мы стали покупать все, что, наверное, хотели бы иметь в детстве, плюс всяческую гигиену вроде памперсов и кремов, которые нам насоветовали в большом количестве. Димка хотел купить ему хороший, очень похожий на настоящий, автомат с лазерным лучом, но я его отговорил. Какой же сыну Божиему автомат, когда ему о людях надо будет заботиться. Впрочем, может, он и прав был, но мы купили ему эту классную гитару, что висит у тебя на стене. Я очень хотел, чтобы он, когда подрастет, пел бы Леннона и Высоцкого, а может, и свое что-нибудь сочинял, так его бы больше народу поняло. И книжки, что стоят у тебя на полке со сказками, тоже там купили.
В общем, забили «Газель» до отказа детскими одежками и игрушками и поехали. Долго ли, коротко ли ехали мы, сменяя друг друга у руля, так до конца и не понимая, что же происходит. Забавно ощущать себя волхвом в XXI веке, не могу объяснить, как это. Жили себе, жили своими неприметными жизнями, хулиганили, торчали, разбивали сердца, и тут бац, самый настоящий смысл – быть возле Богочеловека, когда тот впервые закричит на нашем белом свете. Да-а! За окном мелькали невиданной красоты пейзажи, и нам встречались самые невероятные люди, которые, надо сказать, были гораздо достойнее нас. Но, Господи, на все воля твоя.
Мы успевали, и лишь на проселочной дороге к твоему городу завязли в сугробе. Знаешь ли, зло – это то, что мешает людям удивляться. То, что мы застряли в сугробе в нескольких километрах от цели за 4 с половиной часа до Рождества, было настоящим злом. Потому что неудивительно, что, проехав эти тысячи километров со свистом и весельем, мы все-таки застряли. И это в такие-то снегопады и морозы. Но, знаешь ли, чудеса случаются. И добро бывает. Оно приехало к нам на тракторе, который вытащил наш автомобиль как раз вовремя, и где-то к 11 вечера мы уже отыскали роддом № 1.
С букетами цветов и мешками подарков в этом захолустье мы выглядели очень странно. Уже порядком набравшийся сторож роддома поначалу не хотел нас пускать, но в итоге сдался, предупредив, что никого мы здесь в этот час не найдем. Мы очень боялись опоздать и поначалу просто врывались в пустые палаты, готовые одарить первого попавшегося человека. Мы обежали почти все здание, так и не найдя ни одной матери, которая собиралась бы рожать. Страшное чувство тогда посетило меня, потому что все это от начала и до конца было бредом, сумасшествием. Было без пяти двенадцать, и ничего указывающего на то, что здесь, в этом роддоме № 1, в таком-то городе, затерянном черт-те где, должен родиться Иисус Христос. Я как будто проснулся ото сна, в который затащил меня мой приятель. С какой стати все это ДОЛЖНО БЫЛО произойти, тем более с нами, здесь, сегодня, в этом безумном времени?
За этими размышлениями я не заметил, как Димка куда-то исчез, а потом вернулся со старушкой-уборщицей, слова которой я не сразу разобрал.
– Значит, ты муж ейный? Мне братик твой сказал. Так шо ж ты, миленький, сидишь здесь, ваши ужо там. Беги скорее! В седьмой палате, рожаить она, ждет не дождется…. Ай-ай-ай… Молодежь!
Старые деревянные часы с маятником, что стояли возле стены, начали отбивать двенадцать. Мы быстро поднялись по лестнице, наполовину погруженной во мрак, и застыли возле двери с цифрой 7, рядом с которой стоял неизвестно откуда появившийся врач. В коридоре половина лампочек не работали, и в их тусклом мерцании свет, выливающийся из щели под дверью, казался солнечным. Оглядевшись, я увидел сидящих на скамейке двух женщин. Это были цыганки – одна старая, с лицом, испещренным морщинами, другой на вид было лет тридцать. Одетые в красные, выцветшие платья, со странными украшениями на запястьях, они, не отрываясь, смотрели на меня. Там, за дверью, рожала цыганка, и все это было сущим бредом.
Внезапно настала густая, почти осязаемая тишина. Бой часов, который почему-то было очень хорошо слышно, прекратился, из-за двери перестали доноситься стоны матери, и, кажется, через вечность раздался первый крик рожденного Богочеловека. Врач, что стоял у двери, скользнул в палату и вышел через несколько минут. Улыбаясь, он пожал мне руку, и сказал:
– От всей души поздравляю, у вас девочка…

Девочка…
Девочка…
Заснула. Растрепала свои черные волосы по подушке и смотрит какой-нибудь обычный детский сон. Наверное, летает. Дима долго плакал, а потом вернулся в Москву и окончательно сторчался. Ангел ничего не рассказал ему о дочери. А я, Володя Сироткин, обычный человек со стороны. Кто знает, может, ей пригодится эта гитара и она станет слушать рок-н-ролл. Может быть, прославится, и я, если буду жив, еще услышу ее голос по радио в какой-нибудь московской забегаловке. Хотя, Бог знает… Может быть, она и вправду тот самый. А ведь то, что Он родился женщиной, пожалуй, действительно бы сильно всех удивило…

26 декабря 2001 года

Иллюстрация – фрагмент картины
П.Н.Филонова “Крестьянская семья”