Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №79/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

Новые книги

ОТ ФИЛОСОФИИ ЖИЗНИ К ФИЛОСОФИИ КУЛЬТУРЫ.
Сборник статей под ред. В.П.Визгина. «АЛЕТЕЙЯ». Санкт-Петербург, 2001

Эта книга о событии встречи. Опыт встречи разных культур или культурных пластов, разных личностей и сознаний, опыт встречи личности с «материком» бытия, обозначенным «судьбой», «стихией», необратимостью времени, в отличие от привычных философских трактатов представлен как живой личный опыт.
Работы, опубликованные в книге, посвящены проблемам анализа культуры в философии, образовании, переводческой деятельности.
В статье Феликса Михайлова «Homo sapiens: культура и натура его бытия» говорится: «Каждый возраст в разные эпохи у разных этнических общностей имеет свои возрастные субкультуры. Духовно-практическая особенность таковых не навязана взрослыми, хотя они и стараются вмешаться в онтогенетический процесс. Но никто из взрослых не может научить ребенка переживать общение с игрушкой, азарт ролевых игр или трагическое одиночество подростка, обнаружившего вдруг свою самость среди как-то вдруг обособившихся других людей, в том числе и совсем своих... И на каждом возрастном этапе и каждый раз заново этот мир, предзаданный ребенку в своем целостном единстве и переживаемый им как мир возрастной субкультуры, в которой живет душа эпохи и народа, не теряет свою самодостаточность, оставаясь в своей непрерывно переживаемой ребенком внешности тем, что называют подсознанием и бессознательным. Неразрывное тождество сверхизбыточного для каждого из нас бытия мира национальной и общечеловеческой культуры и вживания в него же (переживания его) каждым индивидом Homo sapiens – это и есть условие, средство и предмет осознания им своего, уже собственно человеческого бытия».
Анатолий Ахутин в статье «Что значит учить культуре?» задает вопрос: «Какова позиция Учителя в школе?» По его мнению, дело не в авторитарности – учитель может быть очень демократичен, – а в том, что даже самые свободные условия урока – дискуссии, импровизации, ассоциации – неизбежно рассматриваются учителем лишь как искусный метод обучения тому, чем уверенно располагает он, а детские выдумки – лишь материал его мастерства.
«Я и помыслить себя не могу более развитым, чем зауряднейший первоклашка, – пишет А.Ахутин. – Нахватанным, наторелым в софизмах, перегруженным неизвестно зачем нужными знаниями, схематическими клише, затверделыми, вросшими в мозг догмами – пожалуй, но более развитым, более открытым, более способным чувствовать, переживать, воображать, более подвижным в мысли, более посвященным в реальность – ни в коем случае».
Далее он говорит, что речь идет о нужде в глубинном изменении образа мысли. Нужда эта коренится в остром чувстве вины и ведет – при удаче – к радикальному самосознанию: к самосознанию личному, что называется совестью; к самосознанию социальному, что называется гражданским сознанием, сознанием сограждан, а не вождей, руководителей, учителей, воспитателей, спасителей и т.д.
По мнению автора статьи, всем нам надо вспомнить еще одну заповедь: «Познай самого себя», что значит понять смысл своего собственного особого начала как человека этой эпохи, этой культуры, этого возраста, этого занятия. Только так можно коснуться всеобщих начал, где каждый человек и каждая культура начинает мыслить и быть на собственный страх и риск. «И если мы не начнем с этого самопознания, не примем в расчет наше во всех отношениях сомнительное положение, – к детям нас нельзя подпускать, пусть и на самую дальнюю – теоретическую дистанцию, – пишет А.В.Ахутин и продолжает: – Если мир не поразит нас своей первобытной неразгаданностью, не удивит нас самим своим существованием, если мы сами не научимся снова быть учениками в чувствовании, воображении, мышлении, в самом бытии, – мы научим наших учеников только чувствовать, как мы, думать, как мы, быть, как мы, – как же иначе? – и кто же возьмет на себя такое окаянство? А в этом искусстве – быть учениками – скорее уж нам есть чему поучиться у первоклашек».
В статье речь идет о внутренней близости мира культуры и мира ребенка. И о «посторонности» учителя обоим мирам: «Учитель знает больше ребенка, но вовсе не обязан быть крупным ученым, поэтом или философом. Он ведь только передатчик, пре-подаватель, посредник, середина. Чего же удивляться, что, умея успешно выводить ребенка из его мира, он вводит его вовсе не в мир культуры, а в свой собственный – посредственный – мир, в мир усредненного, среднего, никакого, ничьего? И из этого «нормального» учительского мира по определению изгнаны глупые детские вопросы, шальные выдумки детского воображения и вместе с ними и вся загадочная реальность числа, слова, природы, души – изгнано то первобытное удивление, которое рождает мысль, стих, откровение, т.е. – культуру».
Вот почему, утверждает автор, учитель как преподаватель знаний по сути своего дела антикультурен, сколько бы ни уверял в понимании значимости Культуры, сколько бы ни громоздил культурных знаний, с какой бы живостью их ни «изображал». «Первым делом учитель как преподаватель знаний учит: есть добытый в мучениях вековой опыт человечества, им представляемый. Стоит только внимательно слушать и слушаться, и вы, дети, научитесь считать, читать, писать, познавать, творить – словом, станете культурными людьми, в которых так нуждается Народное Хозяйство или Человечество... Только не отвлекайтесь, прекратите на время свои игры, перестаньте болтать с соседкой, вырезать на парте неприличные слова, считать ворон, воображать себя Шварценеггером.
И вот перед нами самоуверенный и беспомощный несмысленыш, эгоцентричный неумеха, бесстрашный росточек, мы же – взрослые и пуганные – можем и должны помочь ему войти в наш развитый, сложный, многоумелый и многотрудный мир. Цивилизоваться, социализоваться, нормализоваться. А там можно будет даже позволить себе быть также и чем-то особенным».
А что если в такой схеме вообще не найдешь ни культуры, ни человека, ни знаний, ни даже навыков? Что если человек существует не только и не столько в качестве продолжения, что если он каждый раз начинается в качестве человека только там и тогда, где и когда он начинается с самого начала, с того начала, где мир опять не освоен?
«Не значит ли все это, что только в том счастливом случае, если мы научимся у учеников быть всего лишь учениками (а это большое искусство и большая мудрость), если сумеем всерьез принять собственных «шварценеггеров» (пострашнее детских), если начнем слышать неприличие собственных слов, заметим безнадежную отвлеченность нашего учительского внимания от таинственного ребенка и не менее таинственного предмета, – только тогда может забрезжить надежда, что и нам приотворится дверца в те исторические измерения человеческого бытия, которые именуются культурами? Может быть, не ошибусь, если приведу в свидетельство тот опыт организации занятий, где учитель вместе и наравне с учениками открывает уши и глаза навстречу странной, невозможной реальности, там и происходит тот «прорыв в саму реальность», который, собственно, и называется культурой».
«Стало быть, я утверждаю, – заканчивает А.В.Ахутин, – что если и можно говорить о школьном образовании, то это образование самого ученичества: культивирование способности удивляться, озадачиваться, поражаться именно тем, чем семья, традиции, нормы, телевизоры, доброхоты давно научили уже тебя пользоваться, способности сомневаться, спрашивать, слушать выдумки других (в том числе и того, кто занимает место учителя), оспаривать, принимать всерьез самые диковинные воззрения... Что нам может помочь в этом лучше, чем воззрения самих детей или – если принять их всерьез – воззрения иных культур?
Александр Огурцов в статье «Культура как встреча «Я» и «Ты». Мартин Бубер», размышляя о философии Мартина Бубера, пишет об антиномии современного образования. Если в коллективизме личность отказывается и от своей непосредственности, и от своей ответственности, и от личного решения, перекладывая их на плечи анонимного коллектива, то индивидуализм вообще не достигает личностного бытия – желая спастись от одиночества, человек прославляет это одиночество и изоляцию и впадает в жизнебоязнь, в состояние еще большего, «беспримерного» одиночества.
Рассказывая о неприятии Мартином Бубером и индивидуализма, и коллективизма, А.П.Огурцов анализирует «истинный третий путь», предложенный Бубером. Этот третий путь – диалогическое бытие человека, объединяющее достоинства личности с формами непосредственной социальной связи. Бубер выдвинул принцип: «воспитательное отношение – чисто диалогическое отношение». Для него «педагогически плодотворным является не педагогическое намерение, а педагогическая встреча». Но, пишет А.П.Огурцов, дискуссии, развернувшиеся вокруг проблемы образования и воспитания, показали, что диалогическая философия образования, предлагая реформировать школу, не учла того, что современное образование осуществляется в общении учитель – класс, учитель – коллектив. Диалог же может осуществляться между двумя партнерами. Поэтому для учителя это означает, что непосредственное, человеческое (по Буберу) отношение к его классу в строгом смысле невозможно. В ходе анализа взаимоотношений «учитель – ученики» было выявлено, что диалог отнюдь не ограничивается диадой «учитель – ученик», а включает в себя диалогические отношения между учеником и всем классом и даже школьным коллективом в целом. Поэтому, по мнению А.П.Огурцова, диалогическая философия Бубера ценна как попытка преодолеть индивидуалистические и коллективистские направления в педагогике, это романтический поиск непосредственных отношений между людьми, пафос равноправия людей, стремление к реформированию всей системы образования и педагогических отношений.
Несколько статей в книге посвящено проблеме перевода. Одна статья даже в стихах: Вадим Рабинович пишет: «Перевожу Гермеса, но и он переводит меня...» Сразу вспоминаются стихи замечательного филолога и переводчика Сергея Ошерова: «В искусстве старших, в ремесле коллег / Я постигал нелегкое уменье, / Не искажая древние творенья, / Переводить их в наш нелегкий век».
В статье Вячеслава Сильвестрова «Теоретико-культурный смысл поэтического перевода» говорится, что культура обладает столь же реальным трепетным бытием, что и любое создание природы. Этим бытием является прежде всего жизнь слова, в котором и через которое люди подтверждают и воспроизводят свои общительные связи.
Значит, культура жива постольку, поскольку она беспрестанно возвращает данность рождения смысла. И дело не только в возникновении новых значений слов, выражений, но и в новом видении мира. Каждое новое поколение, каждый новый человек заново переживает событие встречи с этим миром, а учителя, как и переводчики, помогают открыть его внутри той культуры, в которой эти поколения рождены.

Обзор подготовил
Владимир СЕВРЮГИН

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru