Урок толерантности
Аксиома для Аиды Кулиевой
Четыре года назад, когда в 157-ю
московскую среднюю школу были зачислены 120
кавказцев, разнесся слух, что за детишками стоят
мафиозные структуры. Слухам поверили. Родители
первоклашек принялись переводить своих чад в
другую школу, а 19 учителей написали заявление об
уходе.
В числе не менее важных событий того учебного
года следует назвать приход нового директора –
Аиды Кулиевой. Отныне 157-я школа, которую она
возглавила, по решению московского
правительства стала первым в России средним
общеобразовательным учебным заведением с
этнокультурным азербайджанским компонентом.
С Аидой Кулиевой беседует Людмила Биряанская.
– Вы догадывались, что восторга по случаю
перемен в школе, по крайней мере у части
родителей и педагогов, не будет? Или все-таки их
откровенный отказ сотрудничать был для вас
неожиданностью?
– Конечно, я понимала, что люди, уставшие от
нерешаемых в стране проблем, меньше всего хотят,
чтобы еще и в школе началась перестройка. На
самом деле, как выяснилось позже, они испугались
не столько горячих восточных парней, сколько
неизвестности: останется школа государственной
или превратится в частную лавочку, будут дети
учиться по программе, утвержденной
Министерством образования России, или эту
программу напишут в Баку. Если бы кто-нибудь из
окружной власти взял на себя труд вовремя
объяснить людям, что с приходом кавказских ребят
в жизни школы ничего не изменится – ее статус,
учебный план, – здравомыслие скорее всего взяло
бы верх, и никто не стал бы осложнять свою жизнь
поисками новой школы для детей или нового места
работы. Но этого не произошло.
– Новички, наверное, тоже чувствовали себя
не в своей тарелке?
– Естественно. Не знали русского, одеты были во
что попало, некоторые приехали в Москву из
горячих точек, травмированные физически и
психически. В основном все они дети эмигрантов,
потерявших работу на родине. Например, в моем
родном Мингечауре из-за остановки текстильного
комбината (действует только одна фаза) сотни
людей оказались на улице. Чтобы прокормить семью,
мужчины занялись в России мелким
предпринимательством. К тому же в наиболее
депрессивных регионах Кавказа закрылись школы.
– Вам не кажется странным, что в советские
времена, когда в одном классе учились ребята из
разных республик, родителей этот факт нисколько
не волновал. Сейчас же, в демократической России,
далеко не все хотят, чтобы их дети сели за одну
парту с ровесниками иной культуры и менталитета?
– Таково реальное положение вещей, с которым
нельзя не считаться: национальные предубеждения
во все времена были и будут. Да и в советские
времена интернационализмом не пахло. Почему? В
Москве только с 90-х годов стали работать
этнокультурные школы, в которых дети
национальных меньшинств получили право изучать
родной язык, историю и традиции своего народа. До
той поры за нас кто-то решил, что малым народам
лучше раствориться в большом этносе. То есть
потерять самосознание, забыть о корнях – в общем,
стать людьми ниоткуда. Но тогда при чем тут
дружба народов, если в ее фундамент была заложена
идея подчинения наций? Это тем более горько
сознавать, что уже давным-давно в больших городах
мира жители некоренной национальности имеют
свои школы, культурные центры, телеканалы и
радиовещание. К слову, в Баку работают 180 русских
школ. Все они на балансе азербайджанского
государства.
– В школе часто бывают стычки на
национальной почве?
– В первый год их было намного больше, чем сейчас,
но, как правило, несерьезные. Ну, к примеру,
приходит Мамед и говорит, что его побил русский.
Потом приходит Коля и говорит, что его ударил
Мамед. Я сажала их рядом и спрашивала: «Коля, тебе
было бы легче, если бы тебя поколотил Алеша?» Оба
замолкали, наверное, задумывались. Я стараюсь как
можно больше с ними разговаривать. В общем, в
школе, где учатся 520 человек 11 национальностей, в
душу каждого взрослого или ученика не влезешь. Да
и не стоит передо мной такая задача. Люди всего
лишь должны быть терпимы друг к другу. Большего и
не требуется для нормальной атмосферы в
коллективе. Что до меня, то к политическим
противостояниям бывших советских республик я
отношусь трезво. Школа вне политики. Это для меня
аксиома.
– Какие отношения сложились у вас с
родителями?
– Судя по тому, что ни один из учеников за
прошедшие годы не ушел из школы, отношения у нас
ровные. Я с первых недель работы объяснила
московским мамам и папам выгоду от «компонента»
для московских ребят, если, не теряя времени, они
начнут изучать один из самых распространенных в
мире языков – тюркский (на нем говорят в 100
странах мира). Сегодня открываются факультеты
тюркского языка во многих педагогических
институтах России, и наши ученики будут иметь
льготы при поступлении. К слову сказать,
большинство русских ребят прекрасно усваивают
азербайджанский (этот язык преподается
факультативно, в том числе азербайджанским
детям).
– Как вы решились возглавить такое
большое и специфическое учреждение? Что вселяло
уверенность в успехе?
– Когда в 1928 году в семье бабушки-мусульманки
(моя мама русская, папа – азербайджанец)
арестовали всех до единого мужчин, она осталась с
выводком детей. Из имущества ей позволили взять
одну на всех подушку и ложку. Остальное было
конфисковано. Но бабушке удалось спрятать на
себе пояс с золотыми монетами, так что на первых
порах дети не голодали. А когда монет не стало,
молодая женщина из очень богатой семьи (ее
родители владели виноградными плантациями в
селении Нафрузло) стала ткать ковры на продажу –
тогда ведь детей готовили к трудовой жизни, а не к
праздной, как теперь это нерасчетливо делают
новые русские, новые азербайджанцы (список
нетрудно продолжить). Она всем своим детям дала
образование без всякой посторонней помощи и
каждому внуку оставила в наследство ковер своего
ткачества. Думаю, что от бабушки, от моих
родителей, вырастивших пятерых своих детей и еще
пятерых двоюродных сестер и братьев со стороны
отца, оставшихся в раннем возрасте сиротами, и
моя жизнестойкость.
Как вам теперь ясно, я выросла в большой семье.
Это значит, что родители рано стали приучать меня
к труду, учили терпению, состраданию, искусству
обходить острые углы, умению добиваться своих
целей. Школа – та же семья, только побольше.
Поэтому, когда мне предложили занять
директорское кресло (до этого я преподавала
больше двадцати лет историю и обществоведение), я
сказала себе: «Аида, у тебя все получится!»
Но была еще одна, я бы сказала, идеологическая
причина, которая подстегнула мое решение. Дело в
том, что мысль о создании этнокультурной школы я
вынашивала давно. Написала программу,
ориентированную на азербайджанцев – коренных
москвичей, которые давно утратили свой язык и
культуру. Но с развалом Советского Союза ее
пришлось переписать: в Москве появилось много
детей из Баку, Гянджи, Физули, которым следовало
дать образование, обучить их русскому языку и
умению общаться с людьми других национальностей.
Вот почему я согласилась стать директором
русской школы.
– Как чувствуют себя в Москве
азербайджанские дети?
– Старшеклассники хотят, окончив школу,
вернуться на родину и поднимать там образование.
Многие дети считают, что русские учителя намного
добрее азербайджанских, которые, если верить их
словам, часто пускают в ход руки. Им не хотелось
бы покидать Москву.
– Что представляет собой азербайджанский
блок обучения?
– У нас семь кружков русского языка (для тех, кто
плохо говорит, для не знающих грамматику, чтобы
подтянуть школьника в чтении, и т.д.), особое
внимание уделяется школьной самодеятельности. Я
привожу из бакинских театров национальные
костюмы, инструменты, кассеты с записью народных
танцев, по которым ребята разучивают движения. А
еще просвещаю своих питомцев духовно. Пять раз в
неделю в школе читает лекции Гасым Киримов,
крупный ученый, историк, владеющий 14 языками,
преподаватель Московского университета. Он
рассказывает ребятам (к нам приезжает в эти дни
много народу из других школ) о мировых религиях. Я
хочу, чтобы азербайджанская молодежь понимала,
что ее духовная культура неразрывно связана с
культурой других народов. В этом знании, как мне
кажется, заключено противоядие от такой
неприличной болезни, как национализм.
– Диаспора помогает школе?
– Скорее конкретные люди. Например,
экс-президент Аяз Муталибов подарил школе десять
компьютеров, а бизнесмен Фрэнк Эл-Капоне – шторы
на все окна и видео, купил холодильник и
музыкальный центр. Благотворительные фонды
«Надежда» и «Столичный круг» обеспечили в
прошлом году 80 путевок в Анапу и поездку на
Черную речку.
– Если судить по вашим ученикам, какие
люди входят в новое тысячелетие?
– Мне думается, они далеко не такие беспечные,
какими выглядят, большинство из них тянутся к
знаниям и связывают материальное благополучие с
успехами в образовании. Школьники из культурных
семей отличаются к тому же дружелюбным
характером, способностью сострадать ближнему,
они безразличны к национальности сверстников. Но
характер детей только формируется. Главный
вопрос: под чье влияние они попадут, когда станут
старше, что сделают с ними судьба и жизнь?..
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|