Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №29/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

В ДЕБРЯХ ПРОФЕССИИ

Волков бояться – в лес не ходить

Аттестация: плюсы и минусы

Явный плюс. Меня аттестовывать пришла комиссия в трех лицах: важная тетенька сверху, директор начальной школы и ее же завуча.
Тетенька отнеслась более чем корректно – просто сказала, что ничего не поняла: мол, про вашу стилистику мало что знаю, а чтобы узнать – одного урока мало.
Понятия не имею, что было на обсуждении моего урока. И Владимир Сергеевич, руководитель нашего образовательного центра, не знает – его туда не пустили. Но завуч сказала ему лично, что я ей в общем-то понравилась. Она как-то так сложно сформулировала: типа того, что я явно не учитель, но строгая (!) и интеллектуальная (!!).
А директор началки сказал Владимиру Сергеевичу: я, мол, вас (ваше подразделение со всей его идеологией) раньше всюду зажимал и не пускал, а теперь я вроде понял, чем вы занимаетесь, какое ваше место в структуре всей нашей школы, и вот теперь вроде как давайте с вами дружить.
Я не знаю, что понял директор. Не знаю, что поняла завуч. Но один явный плюс от их посещения был – для нашего подразделения. В области, так сказать, внешних сношений.
Конфетка, одним словом. Урок у меня получился красивый, но уж слишком гладкий. Я в очередной раз убедилась: то, что выглядит красиво и проходит гладко, – достаточно бесполезно.
И для меня лично тоже кое-что произошло в связи с этой аттестацией.
Обычно Владимир Сергеевич, наш любимый начальник, когда мимо моего класса пробегал и видел, что там сумасшедший дом, всякий раз пугался, что из меня учитель не получается. Или что все мы неверным курсом идем? Не знаю. Но боялся травмировать меня своим видом и потому в класс не заходил.
А тут перед самой аттестацией он решил меня посетить и просидел на уроке от звонка до звонка. И никакого сумасшедшего дома! Все дети говорят по делу. Владимиру Сергеевичу очень понравилось. Может быть, потому, что он впервые оказался не вне класса, ситуации, жизни, а внутри. А может быть, потому, что это был сделанный урок...
Про этот урок и подобные красивые открытые уроки очень многое мне прояснила моя ученица Нина, когда она вместе с другими сдавала чтение. Пришла проверяльщица и давай вызывать к себе детей по одному.
Нина – девочка, которая хорошо соображает, очень умненькая, спокойная и очень хорошо читает. Беспокоиться ей было совершенно не о чем, да она и не слишком нервничала. Когда ее вызвали, она прочитала так, что ей даже ни одного “вопроса на понимание текста” не задали, то есть она абсолютно уложилась во все их нормы. (При этом Пашу, который вылез за эти нормы слишком вперед, проверяльщица просто-таки измучила вопросами.)
А потом, после всего, когда дети обсуждали эту процедуру между собой, я слышу, Оля говорит: “Меня про дерево из второго абзаца спросили, почему оно голое”. А Нина отвечает: “Хорошо, что меня ничего не спрашивали! А то я ничего не поняла из того, что читала”.
Так вот красивый урок – это то же самое. Это урок для кого-то. Он красивый, гладкий, бойкий. Конфетка, одним словом. Но дети не понимают, что на таком уроке объясняется. И занимаются они там чем-то совсем другим.
Обычно цели у детей в процессе работы, в сиюминутном складываются. Когда они по эстафете получают карточку с глаголом, им почему-то становится очень нужно этот глагол выписать, потом найти в тексте похожие по способу словообразования и опять же выписать. При этом они почему-то стремятся все успеть (и цель у них при этом, заметьте, вовсе не русский язык изучать!).
А тут урок – деланный и дети – какие-то деланные. И не то чтобы они работали на публику... 45 минут изображать примерных?! Нет, они все же нормальные дети. Отключались, конечно, периодически от изображения примерных и занимались своими сиюминутными целями. Но все-таки слишком много сил на этот образ уходит. Поэтому материал после такого урока нужно проходить заново.
А подростки (более социально озабоченные) – так те совершенно коченеют на открытом уроке. Мне рассказывала Елена Ивановна, что ее шестиклашки пришли совершенно обмороженными. И чтобы расшевелить своих детей, ей пришлось за урок их всех (вместе с партами!) пересаживать не один раз... А потом ее же еще и отругали. За то, что она якобы времени много потеряла.
Хотя, возможно, детей на открытом уроке запугивает сам учитель, а не присутствие чужих. Если учитель сам нервничает, сам деревянный, а дети, допустим, к учителю относятся хорошо и поэтому начинают за него переживать... то тут действительно можно аршин проглотить. Хочется, как лучше, а получается хуже.
А у Евгения Евгеньевича Шулешко в классе меня вот что поразило. Никакого внимания на тебя детей. Смотрят сквозь, как на пустое место. Спокойные, деловитые. Нет, если ты к ним обращаешься, то они тебе ответят. Причем весьма терпеливо и обстоятельно. И это во втором классе! Они что, маленькие и поэтому не столь социальные? Или дело в том, что учебный материал не отчужден от них, они все время заняты какими-то действительно своими делами и им не до взрослых? Или просто потому, что привыкли к тому, что на уроке все время кто-нибудь вроде меня ошивается?
В какой-то газете (по-моему, в «Первом сентября») я читала, что в Швейцарии в любом классе дети – какое там каменеют, возбуждаются, лезут из кожи вон, чтобы их заметили. А фотоаппарат так просто доставать нельзя – кривляются. Ажиотаж такой, что входишь в класс и понимаешь, что ты срываешь этот урок. Одним словом, дикие эти швейцарцы.

Рассказала Дарья Петровна,
учительница начальных классов

Меня это действо, можно сказать, обогатило. Я – за аттестацию. Хотя до недавнего времени был скорее против. Но вот она прошла, и я с удивлением обнаружил, что меня это действо, можно сказать, обогатило...
Во-первых, на мой урок пришло много народу. Во-вторых, на обсуждении наших уроков мы пили чай с колбасой. В-третьих, обсуждение было интересным.
А еще я сходил на уроки других учителей (и это уже в-четвертых). Посмотрел, что там делается. Масса удивлений.
Например, прихожу в один класс. Класс как класс. Урок как урок. И только на пятнадцатой минуте я начинаю понимать, что попал в класс коррекции. Выходит девочка, ее просят показать причастные обороты на таблице, которая висит на доске. А они, эти причастные обороты, выделены ну очень жирным шрифтом. И тут девочка тычет куда-то совсем в другое место. Учительница как ни в чем не бывало продолжает ровным таким голосом: “Прочитай выделенные причастные обороты”. Девочка подходит ближе, долго стоит, шевелит губами, а потом читает нечто совершенно другое. Классу по фигу. И тут я начинаю подозревать, что здесь что-то не так. А то я думал, что это просто такой слабенький класс...
До сих пор помню этот аттестационный день. Вопросы, разговоры, впечатления. Теперь мы со многими учителями раскланиваемся при встрече, улыбаемся мило. Мы как бы пережили вместе нечто такое, что нас сплотило. До аттестации у нас не было такой возможности – каждый варился в своем соку. УВК у нас огромный (аж три школьных здания), и не упомнить всех учителей – не то что поговорить!
Ну а потом в результате аттестации понял, что я не такой уж и бестолковый. В качестве учителя словесности перебравшись со своим классом из начальной школы в среднюю, я очень комплексовал по поводу своих познаний. А тут мой урок понравился, и я теперь крепче стою на ногах.

Рассказал Владимир Сергеевич,
учитель словесности

Записала
Мария ГАНЬКИНА


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru