Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №92/2000

Первая тетрадь. Политика образования

Алксандр АДАМСКИЙ

Возможна ли в России общественная школа?

Вот один из главных вопросов, на который нам предстоит ответить в ближайшие годы

Роль истории в развитии личности

Я очень не люблю, когда нашу школу сравнивают с западной. Вообще любое сравнение чего-то российского с чем-то западным (или восточным) требует огромного количества оговорок и условий.
Люди часто как к последнему аргументу прибегают к формуле «Во всем цивилизованном мире...» – а дальше следует иногда такое, что просто диву даешься: где же это он видел такой мир, да еще цивилизованный.
– Во всем цивилизованном мире дети учатся 12 лет!
Правильно, только начинают с четырех или пяти, и не в школе с уроками и партами, а в играющих группах, и младшая школа всегда размещается в отдельном здании.
– Во всем цивилизованном мире ценится наше образование.
Но ценится не образование, а та часть эмигрантов – выпускников школы, которая и в России не числилась среди двоечников, а оказавшись за рубежом еще больше активизировала свои способности, чтобы выжить и пробиться. А подавляющее число выпускников этой же школы живут в России, и полученное лучшее в мире образование ну никак не влияет ни на рост их благосостояния, ни вообще на жизнь.
Так что все эти сравнения-различия для меня не аргумент.
Но есть одна историческая особенность российской школы, которая, с моей точки зрения, не только сильно влияет на образовательную политику, но и будет еще десятилетия определять линию поведения руководителей образования. Эта родовая особенность российской школы – ее государственность. Я бы даже сказал сильнее: ее антиобщественность, антигражданственность.
Исторически сложилось так, что книжная школа в России возникла как институт государственной воли. Точнее даже – предгосударственной. Для объединения Руси было выбрано христианство, а для распространения его было необходимо распространить массовую грамотность. Так и возникли в конце Х века книжные школы на Руси. И когда стражники отбирали у матерей мальчиков для учебы, то по ним плакали «аки по мертвеци».
И с самого своего рождения книжная школа на Руси прочно связана в сознании народа с государственностью, с насилием, с сакральным правом власти повелевать и подчинять себе человека.
И ни у кого, кроме государства, государя в лице царя, генсека, президента или в крайнем случае министра образования, нет права на то, чтобы вмешиваться в образование. Поэтому любая попытка оторвать образование (как систему и как деятельность – все равно) от материальной платы государства воспринимается как преступление. Психологически, на уровне, как теперь модно говорить, подсознания. В сознании россиянина образование перестает быть образованием, если теряет свою государственную принадлежность.
– Да какое же это образование, если программа не утверждена министерством?
Законный вопрос!
– Что это за школа, без государственного стандарта?
И правда, что это за школа?..

Это не только образовательная политика – это еще и педагогика

Российский ребенок столетиями получал опыт крепостного образования. И это давало эффект гораздо более сильный, чем навыки счета или правописания.
Быть хорошо образованным – значит сдать государственные экзамены в школе и вузе на «4» и «5». И получить от государства диплом или аттестат.
Абсолютная, тотальная принадлежность школьника государству и есть главное достижение российского образования. И большевики – то ли по гениальному предвидению своих вождей (вспомним знаменитое: хочешь взять власть – бери школу), то ли по хозяйственному расчету (содержать единую и унифицированную очень дешево и просто) – укрепили государственную принадлежность власти так, что для ребенка не осталось никакого шанса, никакой возможности получить какое-либо иное образование, кроме государственного.
И, конечно, самым главным образовательным результатом стало ощущение блаженного комфорта, когда государство о тебе помнит и заботится, и полная потеря способности что-либо понимать, если ты оказываешься один на один с жизнью.
Напомню, мы доживаем последнее десятилетие, когда сто процентов дееспособного населения России – выпускники советской школы.
Даже тем, кому сейчас 18–20 лет, пошли в первый класс абсолютно необщественной, негражданской, единообразной и жестко управляемой сверху чиновниками школы.
И все родители наших учеников – тоже стопроцентные выпускники этой школы.
Поэтому слишком мала надежда на то, что у граждан появится стремление сделать школу более общественной.
Но значит ли это, что общественная школа в России невозможна?
Это и есть главный вопрос, на который нам предстоит ответить в ближайшие годы.
Потому что на самом деле это вопрос не столько об образовании, сколько о том, возможно ли в России гражданское общество. И не в ближайшие годы, а вообще.
...Как может возникнуть то, чего никогда не было? Как «из ничего» появляется «нечто»? Как это происходит? Это что – чудо? Если у нас никогда не было гражданского общества, возможно ли оно?
Мой главный и чуть ли не единственный тезис в современной образовательной политике заключается в следующем: гражданское общество родится в образовании.

Школа, образование – это место, где что-то образуется

Обидно, когда школе приписывают примитивную функцию передачи опыта. Конечно, школе присуща миссия трансляции культуры. Но как часто эту миссию сводят к банальной задаче освоения опыта предыдущего поколения в виде набора сведений.
С моей точки зрения, школа в состоянии воспроизводить культуру, обогащать ее, порождать – образовывать культуру. Именно в этом миссия образования.
В той новой культурной ситуации, в которой оказалась Россия, уже не «поэт в России больше чем поэт!», а «учитель – больше чем учитель!». Дело не только в новой реальности, связанной с постиндустриальностью и даже с постинформационным, как считает философ Ф.Михайлов, этапом общественного развития. Дело, на мой взгляд, прежде всего в том, что школа способна порождать новый тип человеческих отношений, новую предметность обращения человека к человеку, новый способ понимания людей. Новый – не имеющийся в прежнем опыте. И я на самом деле видел это в нескольких школах. Видел в Ижевске в школах Валентины Харитоновой и Михаила Черемных, видел на Сахалине у Ларисы Полуниной, в Находке у Татьяны Пешковой, в Красноярске у Ольги Гуриной, в Красном Уренгое у Елены Недзвецкой, когда-то в Мирном, когда-то в Казани у Павла Шмакова, когда-то в Верхней Салде у Ольги Савельевой. Конечно, в Москве у Тубельского, у Ямбурга, у Пинского. Я считаю, что эта гипотеза подтверждена экспериментально.
И если есть какие-то возможности проникновения этого нового содержания человеческих отношений в мир, то в этом и есть смысл формулы «учитель – больше чем учитель».

Давление света

При этом, конечно, я бы не хотел, чтобы меня поняли так, будто школа и учитель вообще не озабочены теми знаниями, которые выработало человечество. Напротив, это очень важная часть школы, только она уже не имеет такой приоритетной общественной значимости. Она уже перешла в разряд само собой разумеющихся. Мы же, например, не считаем трагедией то обстоятельство, что телефон, телевизор или даже автомобиль стали для нас привычными и уже не вызывают такого прилива чувств, как прежде. Однако они от этого не стали менее важной частью нашей жизни.
...Известно, что Максвелл еще в прошлом веке предсказал, что свет оказывает давление. Точнее сказать, Максвелл предсказал, что свет должен оказывать давление. А так это или нет, физической науке, по крайней мере экспериментальной, было доподлинно в то время не известно. Потому что физическая наука считает доказанным лишь то утверждение, которое доказано экспериментально.
А поставить эксперимент для доказательства существования давления света слишком трудно. Теперь каждый школьник понимает почему. Потому что это очень маленькое давление. Но оно есть, и это блестяще доказал великий русский физик П.Н.Лебедев в своем классическом эксперименте. Так что можно сказать, что именно П.Лебедев открыл давление света. А потом это ничтожно малое давление было использовано, в частности А.Сахаровым, сыном ученика Лебедева, в разработке ядерной бомбы. Ничтожно малое давление приводит, оказывается, в действие заряд огромной силы. Кстати, физик Лебедев знаменит еще и тем, что, когда в начале века один российский министр просвещения допустил в Московский университет жандармов, он в знак протеста ушел из университета. Факт довольно известный в истории науки и просвещения.
Это тоже, знаете ли, давление света, точнее, давление светом, против тьмы и мракобесия. Правда, тоже не очень сильное.
Да и Сахаров в свое время тоже ведь встал на этот путь – давления светом. Он ведь пошел против мощнейшей и безжалостной машины и в каком-то смысле победил!
Так что давление света очень часто оказывается вовсе не ничтожно малой величиной, а очень даже сильным. Но не сразу и не так заметно.
Свет, просвещение...
Основы гражданского общества формируются в школе, я в этом уверен. Но не сразу и не так очевидно. Давление школьным светом слишком мало и незаметно.
Но будем помнить, что это давление может привести в действие заряд огромной мощности.
По крайней мере в физике это так.
А может, и не только в физике...



Рейтинг@Mail.ru