Скучная философия для любознательных

Редкий старшеклассник доживет до середины учебника,
или Во многом знании – многая печаль

Малышевский А.Ф.
Введение в философию.
10–11 кл.: Пособие для общеобразоват. учреждений. – 3-е изд., дораб. –
М.: Дрофа, 1999. – 320 с.

Мое уже изрядно затянувшееся сотрудничество с газетой «Первое сентября» началось три с половиной года назад. Тогда мне, учителю истории частной гимназии, одновременно подвизавшемуся в аспирантуре по кафедре философии, предложили написать для приложения «Учебники» коротенькую заметку на тему «Нужно ли изучать философию в школе?» Естественно, заметка по ходу работы разрослась до размеров программной статьи. И ответ на поставленный вопрос, естественно, был по Жириновскому: «Однозначно!» В итоге (скромность не позволяет еще раз повторить «естественно») опус сгодился и был опубликован, что в известной мере предопределило дальнейшую жизненную траекторию автора.
К теме «Философия в школе» я с тех пор, кажется, больше не обращался. Однако с основной идеей своей первой газетной публикации был по-прежнему согласен. До тех пор пока в руки мне не попало пособие А.Ф.Малышевского «Введение в философию». Как сказал один академик: «Прочитал и огорчился, зачем я грамоте учился…»
Впрочем, будь я академик, труд г-на Малышевского едва ли привел бы меня в такое уныние. Со строго академической точки зрения пособие написано вполне грамотно. Досадных ошибок, коими изобилует большинство «сильно быстро сделанных» современных школьных учебников, мы здесь не обнаружим – за редкими исключениями типа приписанной почему-то Монтеню платоновской фразы о том, что «философствовать – это значит учиться умирать» (с. 20). Но это, согласитесь, уже мелкое занудство… В подавляющем большинстве сюжетов автор демонстрирует бесспорную философскую эрудицию, излагая в небольшой книге множество теорий, гипотез, точек зрения, научных фактов и т.д. и т.п. Со стыдом признаюсь: когда я сдавал кандидатский минимум по онтологии и теории познания, моя информированность в области современных концепций происхождения Вселенной была значительно скромнее, нежели у того старшеклассника, который добросовестно одолеет соответствующий параграф книги Малышевского.
И тем не менее рискну настаивать: «Введение в философию» получилось крайне неудачным – не с научной точки зрения, а как учебное пособие. И редкий старшеклассник доползет не то что до середины – до конца первой главы. Виной тому – полная дидактическая несостоятельность книги, а проще говоря, неприспособленность ее содержания к восприятию учащимися 10–11 классов «общеобразоват. учреждений», которым оно адресовано.

Повелительность и бессознательность архаической реальности

Прежде всего пособие очень странно структурировано. С позиций логики развертывания материала все выглядит вполне обоснованно: две части – «Человек и мир» и «Человек и общество», пять глав – «Что такое мир?», «Что такое знание?», «Что такое человек?», «Что такое общество?» и «Что такое история?». Философия, таким образом, предстает в единстве своих четырех основных ракурсов: как учение о мире и знании, концепция человека, теория общества и осмысление его истории. Но вот «нарезка» всего этого, повторяю, весьма логично построенного учебного материала на «порции», предназначенные для единовременного усвоения, выглядит более чем спорно.
А.Ф.Малышевский делит основной текст на 19 параграфов, среди которых есть огромные, по 20–30 страниц (например, параграф 27–31 – «Социальная дифференциация»), а есть микроскопические, по пять страниц (параграф 36–38 – «История человечества как продолжение истории природы»). Внутри этих утроенных и учетверенных параграфов нет никакого членения, нет даже плана, и учитель, вынужденный как-то разбивать их содержание на учебные блоки (а больше одного часа в неделю на философию не выделит ни одна школа), не раз помянет автора тихим ласковым словом. Я уже не говорю о детях, вынужденных блуждать во всех этих дебрях…
Такой подход можно еще как-то оправдать, если бы книга была написана легким языком и ее чтение представляло собой увлекательное занятие. Увы, это далеко не так. Объемные цитаты, занимающие несколько страниц (!), сложный язык, перенасыщенность текста незнакомыми терминами, за которыми нужно постоянно лазить в словарь, помещенный в конце пособия, – все это делает постижение азов философии по Малышевскому чрезвычайно утомительным занятием. Как вам покажется, например, пассаж на с. 176: «Повелительность и бессознательность соединяют реальность человеческую и социальную, образуя ту мифологическую реальность, которая, зародившись еще в архаическом (первобытном) обществе, легла затем в основание цивилизованного общества» (курсив Малышевского. – С.П.)? И таких перлов в книге не просто много – она ими, извините, написана! Под стать основному тексту вопросы и задания. «Что вы понимаете под необходимостью поиска новых смыслов культуры? Почему современный кризис в культуре связывают с углубленностью в сознании современного человека представлений о миропорядке эпохи Просвещения?» (с. 80, курсив мой. – С.П.). Попробуйте в неформальной обстановке задать такой вопрос среднестатистическому старшекласснику – узнаете о себе много интересного…
Серьезные претензии по части доступности можно предъявить практически каждому параграфу учебного пособия. Приведем лишь несколько самых вопиющих примеров. Так, в параграфе 3–7 «Мир – реальность или иллюзия?» вначале довольно подробно излагаются взгляды на мир античных философов, затем делается резкий переход к современной картине мира (вы не забыли, чем лептоны отличаются от кварков?), а потом вдруг прихотливая мысль А.Ф.Малышевского обращается на творческое наследие В.И.Вернадского, которое объявляется «непревзойденной философской системой» (с. 42). После таких интеллектуальных виражей трудно не потерять равновесие…
Параграф 8–10 «Возникновение, существование и перспективы мира» в действительности рассматривает только проблему возникновения: перспективы мира остаются туманны. Он начинается с очень подробного и совершенно непонятного изложения воззрений религиозно озабоченного мыслителя В.Н.Тростникова, пытавшегося опровергнуть эволюционизм. Затем приводятся возражения Тростникову и делается оптимистический вывод о том, что в спорах рождается истина.
Нисколько не облегчает работу с текстом методический аппарат учебника. В начале каждого параграфа формулируется «основной вопрос», на который, видимо, должно отвечать его содержание, и перечисляются через запятую «понятия». Однако большую часть этих понятий можно найти только в словаре, что же касается «основного вопроса», то он обычно формулируется не в виде собственно вопроса или проблемы, а как обозначение некоей темы, зачастую не имеющей никакого отношения к тексту данного параграфа. Так, «основной вопрос» параграфа 16 «Природа и культура» называется «среда обитания человека», а рассказывается на всем его протяжении об опытах американского профессора Д.Премака, пытавшегося научить обезьянку Сару объясняться с людьми при помощи особой системы символов. Не лучше составлен именной указатель, в котором сплошь и рядом используются термины, не раскрытые в словаре (так, о Мартине Хайдеггере говорится, что он является основоположником немецкого экзистенциализма, в то время как само слово «экзистенциализм» нигде не расшифровывается).
Отдельно хочется сказать о прилагающейся к каждому параграфу рубрике «Для любознательных». Если основной текст предназначен простым учащимся общеобразовательной школы, эта рубрика адресована особо интересующимся философскими проблемами юношам и девушкам. И г-н Малышевский их не щадит – рубит, что называется, сплеча. Несчастные ботаники, по наивности погрузившиеся в эти страницы, узнают леденящие душу подробности неминуемой «тепловой смерти Вселенной» (с. 74), а на десерт им уготован ужастик про страшный амулет – волшебную обезьянью лапу, привезенную сержантом английской армии из Индии (с. 164). Зачем же так пугать любознательных, хочется спросить уважаемого автора? Но уважаемый автор непоколебим в стремлении с младых ногтей примирить бедных маленьких знаек с тем, что во многом знании – многая печаль.

Мертвящая паутина чистых родников

Наряду с обилием труднодоступного, чрезмерно усложненного и явно избыточного материала в пособии немало и невесть как просочившихся сквозь высоконаучные дебри глупостей. Так, во введении (параграф 1–2 «Что такое философия?») приводится душераздирающая история о том, как на маленького Альберта Швейцера наябедничал его школьный друг. И неожиданно – потрясающий по своей пустой высокопарности вывод: «Для А.Швейцера впечатление от предательства, переросшее в понимание необъяснимо таинственного и полного страданий мира, совместилось в один момент с жизнеутверждающим взглядом на жизнь, что привело к великой философской идее благоговения перед жизнью» (с. 15, курсив Малышевского. – С.П.).
А в параграфе 17–18 «Природа человека» для ответа на основной вопрос «природная эластичность человека» (???) автор ничтоже сумняшеся обращается за иллюстрацией к косметическим процедурам – стрижке волос, подрезанию ногтей, «наложению на тело различных пигментов и масел». И последний аккорд: «Молодым хочется больше походить на умудренных жизненным опытом взрослых: юные монахи-католики выбривают себе старческую лысину – тонзуру» (с. 119, курсив мой. – С.П.). Да уж, природная эластичность налицо…
И уж совсем автор запутался в примерах в параграфе 19–21 «Сущность человека»: здесь вам и причудливые ботанические пристрастия Гёте, и эксперимент с пятнадцатью англичанами, пытавшимися войти в образ жизни древних кельтов, и суд над Сократом, и краткое изложение бэконовской «Новой Атлантиды», и история неудачных попыток Роберта Оуэна создать коммуну, и фрагменты из романа «Подросток» Ф.М.Достоевского. А в завершение всего этого нагромождения – вновь высокопарный и бессодержательный «вывод»: «Человек – единственное существо, которое сознает несовершенство земного дома, собственное несовершенство и готово неустанно трудиться ради обновления своей души и окружающей жизни, ради того, чтобы не затягивались мертвящей паутиной и не иссякали их чистые родники» (с. 144, выделение Малышевского. – С.П.).

Не удовольствия ради, а только торжества гуманности для!

Наименее удачной во всей книге может быть с полным правом признана последняя, пятая глава «Что такое история?», написанная г-ном Малышевским совместно с С.Н.Иконниковой. То ли сей творческий союз оказался неудачным, то ли авторы слишком торопились завершить свой скорбный труд, но результат явно превзошел все мои злорадные ожидания. Глава состоит из пяти параграфов очень небольшого объема (единственный отрадный факт!): 36–38 «История человечества как продолжение истории природы», 39–41 «Связь времен», 42–44 «Цикличность истории», 45–47 «Биографичность истории», 48–50 «Историческая преемственность». В этих параграфах довольно подробно и совершенно некритично пересказываются историософские воззрения Гердера, Тайлора, Данилевского, Шпенглера и Тойнби с добросовестным сохранением всех явных анахронизмов и, повторяю, без малейшего намека на авторский комментарий! Более того, поскольку ссылка на авторитет, как правило, дается лишь в самом начале соответствующего параграфа, неискушенный школьник вполне может принять весь этот антиквариат за позицию самого А.Ф.Малышевского, отражающую современные научные знания по данному вопросу…
Впрочем, большого вреда от этого, пожалуй, не будет, так как ни один психически здоровый старшеклассник не воспримет серьезно наивную патетику о гуманности в истории, уместную, быть может, во времена Гердера, но никак не в наши дни. А уж реакцию детишек на тезис о том, что именно ради гуманности объединяются мужчина и женщина (с. 234), я боюсь даже вообразить. То ли познания уважаемого г-на Малышевского в сей деликатной области девственно чисты (что выдающемуся философу вполне простительно), то ли он и в самом деле объединяется с женщинами исключительно ради торжества гуманности… Но это уже, батенька, извращение!
Перечислять подобные смешные казусы и веселиться по их поводу можно довольно долго. Однако для нас важнее другое: читать пособие А.Ф.Малышевского отнюдь не весело, а совсем наоборот – скучно и местами противно. При всей его научной выдержанности и информационной насыщенности, при всей плюралистичности в освещении сложных философских проблем и при всем уважении автора книги к праву учащихся на собственное мнение. Только законченный ботаник осилит сей труд до конца, но едва ли получит от него удовольствие; нормальный же школьник с отвращением захлопнет учебник и будет, как это ни печально, прав.
Здесь мне могут возразить: а кто сказал, что приобщение к философии должно происходить легко и приятно, без умственного напряжения и усилий? Это верно. Но верно и то, что результатом таких усилий никак не должно стать сформированное отвращение к философскому знанию, к самому слову «философия». А именно такое отвращение мы получим в качестве главного результата освоения пособия А.Ф.Малышевского в «общеобразоват. учреждениях». И тут напрашивается главный вопрос, возникающий по ходу горестных раздумий над откровенно неудачным учебником: а может, вообще не стоит спешить с введением изучения философии в школах, пока в отечественной философской культуре не сложилась традиция написания грамотных и доступных учебников? Разве мало нам нескольких поколений с устойчивой аллергией на русскую классическую литературу, вызванную дружными усилиями учителей словесности?