Ловушки общих рецептов

Экспериментальная педагогика имеет право на существование,
но не стоит ее навязывать всем, потому что...

Споры консерваторов и радикалов о будущем школы часто напоминают беседу двух глухих, которые не слышат и не понимают друг друга. Консерваторы, как обычно, наводят тоску, но и радикалы не радуют.
Не видят они разницы между фантазией и реальностью, между идеальным экспериментом и реальной жизнью массовой школы. Или, может, притворяются, что не видят?
Нет, вряд ли. Многие из них знакомы мне с давних пор, все они хорошие, умные, образованные, добрые люди.
Не буду называть имена. Я по-прежнему надеюсь, что они однажды очнутся от своего утопического сна и вернутся на грешную землю.
Ведь что получается? Если исполнятся их желания, то в школе исчезнут учебные программы, отметки, уроки, учебники… Словом, будет не школа, а мечта любого ученика.
Забывают одно: все это уже многократно испробовано в массовой школе если не в России, то в других странах. Результат можно выразить двумя словами: не получилось.
Например, говорят: учебные программы не нужны. Учителя сами знают, чему учить детей. Или еще лучше: дети сами знают, чему им надо учиться. Вот от кого должна исходить инициатива.
Замечательная идея – новая, революционная. Правда, американцы обожглись на ней еще двадцать лет назад. До сих пор расхлебывают заваренную тогда кашу.
Вводили они свою «цельную математику» (whole mathematics), как у нас кукурузу в хрущевские времена, – от юга до севера, по всем американским штатам.
Идея та же: не надо детей учить арифметике, это все тупая зубрежка. Пусть они изобретают свою собственную математику, личностную, прочувствованную. Пусть постигают суть математического действия, а не заучивают, как попугаи, таблицу умножения.
Кто же возразит против таких замечательных слов, как творчество или свобода? Только в классах почему-то получалось все наоборот: ни творчества, ни свободы, ни таблицы умножения.
Калифорния – первый штат, который ввел в начальной школе «цельную математику», первым же ее и отменил. То же случилось и с «цельным языком», согласно которому дети должны «изобретать» чтение и письмо.
Жертвами оказались несколько поколений учеников, которые проскучали по пять-шесть лет в начальной школе, так и не научившись толком читать и считать.
Что ж, фокус не удался – другим наука. Но, оказывается, другие и слышать об этом не хотят. У американцев не получилось, а у нас получится. Они, наверное, и это не так делали, и то не так придумали…
Словно отстаивают «социализм с человеческим лицом»: не важно, что и в этой стране ничего хорошего не вышло, и в той не получилось, все равно будем за него воевать до последнего.
Идея, может, и соблазнительная, но на чем же основаны надежды? Тут указывают на успех отдельных талантливых учителей.
Александр Михайлович Лобок в Екатеринбурге ведет два класса ребятишек, которые учатся у него без традиционных учебных программ и отметок. В школе Монтессори дети сами находят свой путь к знаниям, осваивая особо организованную учебно-развивающую среду.
Работа идет – и отлично. Но можно ли по этим моделям планировать будущее нашего образования? К примеру, радикально новая школа Френе во Франции была популярна, имела множество последователей, а потом стала потихоньку исчезать с педагогической карты. Идеи ее живы в книгах, но жизнь французской школы развивается по другим законам.
Педагогический радикализм не приживается в обычном классе, хотя может дать многообещающие плоды в руках педагога-мастера.
В чем разница между школой Лобка, где беспрограммно и безотметочно учится около сорока детей, и неисчислимым множеством школ Российской Федерации? Разница в том, что в школе Лобка работает Александр Михайлович Лобок, и ему действительно не нужны предписанные сверху программы, он сам знает, как создать условия для детской учебы.
Такие эксперименты надо изучать, защищать и поддерживать, они провоцируют мысль, будоражат воображение, но объявлять подобные идеи панацеей от школьных болезней по меньшей мере наивно, а внедрять их в массовой школе с помощью концепций и других нормативных документов – чистое безумие.
У талантливых американских учителей подходы «цельной математики» и «цельного языка» работали блестяще, а в массовой школе превратились в собственную карикатуру. Не забыть бы об этом, восторженно обсуждая очередное педагогическое открытие-откровение.
Стремление к идеальной школе, к школе радости – драгоценное стремление, оно воодушевляло лучших педагогов всех времен и народов. Но подъем духа не обязательно означает потерю трезвого разума.
Конечно, педагогический идеал – важнейший помощник в работе учителя. Его дают, например, педагогика сотрудничества и педагоги-новаторы, помогая учителям в их сегодняшней трудной жизни.
В чем тут разница? Педагогика сотрудничества не призывает к разрушению старой школы до основания, а подсказывает, как ее очеловечить без разрушительных революций практически в каждом классе и школе. Другой же идеал может оказаться ловушкой-миражем, заманчивым и обманным.
Начинаешь в нем разбираться, и возникает вопрос: а не ломимся ли мы в открытую дверь, не изобретаем ли педагогический велосипед, давно известный в других странах? А главное – годится ли этот велосипед как надежное транспортное средство или он все же навеки останется музейным экспонатом?
Пока ответы на эти вопросы не ясны, я умерил бы восторги и ожидания. Порой самая большая опасность для революционеров от педагогики – это их победа.