Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №65/2000

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

Михаил ТАРКОВСКИЙ

Какие расстояния, какие разлуки!

Дальние перелеты как осенний сериал

Однажды, давным-давно ехал на поезде, и на полустанке села бодрая пожилая баба с мужем, спокойным и малоразговорчивым мужиком. Она тут же прижалась к окну со словами: “Хочу посмотреть, как Джек домой пойдет” – и кивнула на пошатывающегося и разевающего рот мужика в растопыренной ушанке: “О, Рябина Кудрявая пошел!” Так, прилипнув к стеклу, она и проехала все четыре часа, без остановки комментируя виденное: смотри, здесь-то сено уже вывозят, а тут-то – тракторов сколько неотремонтированных стоит, а здесь-то озеро промыло, а там-то – сколько-то рыбаков...
Сколько раз довелось мне летать на самолете над Россией, одному Богу известно! И сколько раз портовский техник в унтах и грязном комбинезоне проверял на конденсат ледяной прозрачный керосин, сдаивая его из плоскостей в стеклянную банку с проволочной ручкой! И сколько раз вспоминал я эту веселую и неугомонную бабу с ее пытливостью и знанием жизни в каждом закоулке нашей страны! И так же мне мешало теперь это знание спокойно лететь, потому что, тоже хлебнувший жизни, представлял и я, над сколькими местностями пролетаю и сколько существует в них способов установки сетей или укладки зародов, знал, какие разные ручки у литовок в разных районах и как называют в разных краях одни и те же части изб. И не укладывалось в бессонной, измученной таким стремительным перерабатыванием расстояния голове все это многообразие жизни. И все думалось: Господи, какие расстояния, какие разлуки!
...А разлуки последнее время как-то навалились. Неделю назад нескладно уехала Верка, младшая и непутевая дочка моей соседки-бабки. Все ее подружки были замужем в городах, и дружила она от нечего делать с некими Вежливыми. Была в поселке такая пара Вежливых, прозванных так за то, что они, напившись, с небывалым пылом ругались. С Танькой Вежливой они все ходили в клуб и, собираясь на очередные танцы, тоже ругались, и из окна раздавались визгливые крики: “Ты на хрена мои духи взяла?!” или “Вот дверь, собачонка!”
Оставалась, правда, одна Веркина одноклассница, Глашка – невзрачная, птичьей худобы девица, которую никто особо и не видел в деревне, она почти не вылезала из дому. Но и она уехала в город, долго не появлялась, а приехав, вела себя так, будто была теперь генеральным директором по меньшей мере модельного агентства. Она сменила все вплоть до имени – звали ее теперь Кристиной. Она пробиралась по раскисшему поселку, по-птичьи прыгая по разбитой тракторами осенней дороге, в черной шляпе с большими полями, в каких-то черно-тюлевых юбках и кительке, в туфлях на каблуках, тощая, с полностью закрашенным, как известкой, лицом, на губах выпукло лежала помада, а на ресницах – тушь крупной крошкой.
Частенько вслед за ней прыгал еще один гость поселка – отец Стефаний, католический священник, приехавший откуда-то с Запада и все собиравшийся построить в Н-м католический храм. Благообразный, с белой квадратной бородкой и сумкой через плечо, с обезьяньей ловкостью преодолевал он серию луж и, подбираясь к последней, самой большой и непреодолимой, вопрошал с сильным акцентом: “Где перейти это болёто?” И бежал в клуб на проповедь, созывая ребятишек: “Будем играть валибол, ляпта”. Он все собирался стоить церковь, но никто из нормальных людей, кроме самых отборных бухарей, готовых на любые работы ради выпивки, не отзывался на его призыв, и даже местные литовцы скептически относились к идее разводить здесь католицизм. В результате водился он с самыми бичами и опойками, и главная дружба, завязавшаяся у него как раз с этими Вежливыми, привела к тому, что они решили под его руководством венчаться. Храм строить не удавалось, старичок нашел какую-то халупу и как-то ночью провалился рядом с ней в старый погреб, откуда его вытащила возвращавшаяся с гулянки Верка.
У Верки было много ухажеров, и всех она бестолково растеряла, ненадолго вышла замуж в одном городке; приехав как-то под осень, в темно-сером длинном плаще солидно сходила по трапу, а сзади скромно ступал паренек с коляской и чемоданом. Через день, правда, она уже носилась по гостям в родной фуфайке.
В поселке Верку на работу не брали, а надо было кормиться и кормить сына Ромку, и она уезжала в Подтесово, где ее подруга училась на курсах судовых поварих. У бабки гостил племянник Михаил из Магаданской области, и оба уезжали на одном теплоходе. Бабка плакала, было ясно, что с Михаилом они больше не увидятся, а Верка весь день была необычно возбуждена, я даже подумал, что она пьяная. К теплоходу Верка вышла до неузнаваемости накрашенная, с опасно пышной копной белых волос, в каком-то лимонном наряде и красных лакированных туфлях. Я обнял ее, и она неожиданно порывисто прижалась: “Ты уж береги бабушку и Ромку!” Ромка тем временем дурацки хохотал и скакал, держась за бабку, а когда убрали трап и ревущая Верка с Михаилом стояли на второй палубе, вдруг в голос заплакала Ромкина двоюродная сестренка Машка: “Тетю Веру жалко!”

Летел я однажды с пересадками и каждый раз, глядя на волнистое облачное поле за окном, все вспоминал этого несуразного священника, Верку, уехавшую искать счастья без родного сына, и племянника Михаила, который никогда не увидит свою старую тетку – слишком дорогая дорога. Слишком далеко друг от друга они живут. И есть в этой дальности что-то непреодолимое и такое вязкое, что, бывает, почти невыносимо решиться преодолеть эту неподъемную плоть расстояния. Потому что для видавшего виды человека все оно пропитано воспоминаниями о счастливых и несчастливых годах, проведенных в том или ином месте, об умерших родных и товарищах, живших в разных городах и деревнях, и, проплывая под тобой, этот город каждый раз тревожит было зажившую душу.
В очередном самолете моим попутчиком оказался парень, долгое время гонявший машины из Владивостока в Красноярск, Новосибирск и Барнаул. Мы подробно обсуждали достоинства и недостатки отдельных марок, сойдясь на том, что обоим нравятся большие заднеприводные “седаны” вроде “крауна”. Попутчик, как водится, вскоре заснул, а я вспоминал автомобильный рынок во Владивостоке – как по ледяному бугру взмывал на дизельном “пикапе” продутый ветрами парнишка, скрежеща шипами и высекая ледяную пыль, и думал о японских машинах с правым, неправильным, рулем и о том, что в жизни на Востоке есть какая-то горечь и гордость от этой неправильности.
А в кармане переднего сиденья лежал рекламный проспект авиакомпании со схемой авиалиний, нанесенных на карту России. Я взглянул на эту карту – как же ее бедную дерет! Рули и те с разной стороны – на западе слева, на востоке справа, и все в свою сторону тянут.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"


Рейтинг@Mail.ru