Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №69/1999

Архив

Соловейчиковские чтения: мы строим школу, которая учится у детей

...И чтения наши начались без фейерверков и фанфар, а вовсе очень скромно. Если и был официально-торжественный момент, так это тогда, когда вице-президент Академии российской словесности писатель Анатолий Антонович Парпара вручил главному редактору “Первого сентября” Артему Соловейчику грамоту за лучшее освещение пушкинской темы в средствах массовой информации.
– Это не мне, – смущенно оправдывался Артем, показывая красивый зеленоватый бланк с виньетками и подписью Виктора Розова. – Имеется в виду вся редакция...
Но мы понимали, что это, конечно, не нам, и вовсе никакой не редакции. Это поздняя награда автору Пушкинских проповедей, никогда не ставившему под уникальными текстами свою подпись и все-таки всем известному. Все, кто хотел знать, догадывались. И все, кто ощущал их неповторимую сердечность, вырезали их и наклеивали на картон, чтобы носить на уроки и проповедовать детям – почему-то обязательно при свечах, – и числили эти затертые вырезки с желтыми пятнами клея среди реликвий. А мы хранили ваши письма о том, как слушали Пушкинские проповеди дети – теплея лицом и будто взрослея на глазах.
И вот наша самая главная гордость в этом году – к Соловейчиковским чтениям наше маленькое издательство успело выпустить его проповеди отдельной книгой. Мы хотели издать ее как можно лучше. Но за границей, как собирались сначала, получалась слишком высокая цена, и книга становилась почти недоступной учителю, а важно было в первую очередь именно это. Наш художник, автор макета книги Иван Лукьянов представлял ее, как мы поняли, невыразимо прекраснее, чем она получилась, но нам нравится этот вариант, и мы надеемся, вам он понравится тоже.
Открывая чтения, Артем Соловейчик торжественно распечатал первую пачку “Пушкинских проповедей” и вручил первый экземпляр сестре Симона Львовича Иосефе Львовне Соловейчик.

Двадцать один урок за два дня – и никто не хотел
уходить на перемену

Первого октября был день рождения Симона Львовича, и мы не имели права потратить его на печальные воспоминания.
Превыше всего Симон Львович ценил интересный разговор по закону равного собеседника. И мы так и отметили этот день. Ах, какие у нас были собеседники, ах, какие разговоры мы вели! Мы учились и работали, если можно назвать работой встречу, которая переворачивает жизнь, и разговор, который будешь помнить годами. Так бывает, когда, проговорив полночи за столиком плацкартного вагона, утром выходишь на перрон, щурясь от снега и солнца, и чувствуешь: теперь все будет по-другому, удивительно и прекрасно, потому что ты не ошибался в самых важных, сокровенных отношениях с жизнью, и понимаешь, что, пожалуй, наоборот, не дотягивал до нее, до своих настоящих возможностей. И становишься выше ростом, и боишься расплескать этот внутренний свет, и улыбаешься одними глазами, и хочется говорить тихим голосом, а лучше молчать, вспоминать и мечтать о будущем. И пусть ничего, может быть, не изменится, кроме тебя самого и твоих отношений с людьми и работой, – все будет по-другому, удивительно и прекрасно.
...Мы смотрели на наших гостей, уверенно выступавших с кафедры и сосредоточенно слушавших в зале, и невольно думали о том, каким зарядом любви и добра нежданно-негаданно заполнился павильон ВВЦ за эти два дня. Если бы распределить его по всем классам наших школ, где сейчас стучит мел по доске и кто-то томится на задней парте, – сколько преобразившихся детских лиц, вылеченных отношений и спасенных судеб получили бы мы в ответ!
– Попробуйте еще раз этот жест. А теперь посмотрите, какие вы стали красивые, – учил нас таинствам пластической мудрости Лев Вячеславович Виноградов, автор программы музыкального музицирования. И мы, улыбаясь, протягивали соседу ладони и правда не узнавали друг друга.
А за тонкой перегородкой вдруг взрывались аплодисменты и по-настоящему переходили в овации, и учителя окружали Ефима Борисовича Штейнберга, а кто-то сидел как оглушенный и говорил соседу: “За этим человеком можно пойти на край света. Вот просто сейчас взять и пойти вместе с ним спасать детей. Он сам столько пережил, что ему не надо объяснять, каково приходится детям”. И кто-то, совсем мальчик, что-то горячо говорил, говорил ему, а потом разрыдался, рассказывая, и Ефим Борисович, обняв ученика за плечи, молча слушал и кивал в центре толпы, занятой своими разговорами, так, как будто никого вокруг них не было. “Что нам делать с нашими детьми в такое страшное время? – спросит потом Ирина Дмитриевна Демакова. – Закрыться с ними в школе, как Януш Корчак в фашистском гетто, закрыть двери и окна и там строить для них счастливую жизнь? Или все-таки попробовать идти в эту жизнь и что-то менять в ней, бороться? Я пока не знаю ответа на этот вопрос”.
Но в класс входили ее воспитанники из Всероссийского общества Януша Корчака – вожатые лагеря для сирот и инвалидов – и осторожно проводили с собой слабовидящих ребят из интерната, над которым они шефствуют уже много лет, и мы смотрели на их светлые, милые детские лица, слушали про детский парламент, суд чести и про то, чем для каждого из них стали идеи самоценности детства (“Для меня Януш Корчак – половина жизни”, “А для меня – это смысл всего”, и кто-то крикнул из зала: “Для меня Януш Корчак – это Ирина Дмитриевна!”). И Наиль на ощупь брал гитару: “Что-то со мною надо решать, что-то мне стало трудно дышать... О, друзья мои, дышащие легко, вы опять от меня далеко...” И глотали этот вечно неуместный комок в горле, чтобы подпевать, и понимали, что встретили столько людей, которые все-таки нашли ответ на вопрос: что же делать с детьми? Зайти в класс, закрыть дверь за собой и забыть обо всем или все-таки постараться что-то изменить в этом мире? Есть люди, которые делают и то и другое. И встреча с ними – счастье и спасение и для детей, и для взрослых.
“Не надо идеализировать детей, – говорил Януш Корчак. – Надо смотреть на них трезво: они не ангелы. Среди них, как и среди взрослых, есть разные люди, и плохие тоже”.
“Но это дети, которых мы не смогли удержать рядом с собой, потому что нарушили законы жизни с детьми, законы, по которым следует жить в пространстве детства, – добавляет Ирина Дмитриевна. – Можно, конечно, войти строевым шагом, зажать, построить: “Так! Все закрыли рты, руки сюда, ноги сюда, Иванов, к доске!” И они, конечно, подчинятся. И в этой абсолютной тишине и пойдут, и пойдут от нас. Но мы с вами хотим их удержать. И мы сделаем все, чтобы их удержать. И мы их удержим”.
И невозможно было разойтись, и так мешал колокольчик. “Мы не хотим на перемену!” – громко шептали стоящие у входа, но выходить все равно приходилось, потому что класс был нужен другому учителю, и все выходили в коридор и часами продолжали заниматься, а так как стулья искать было некогда и неинтересно, то, бывало, и садились на пол вместе с маэстро.
– Спасибо вам за роскошь такого общения, эти чтения очень много значат в моей жизни, – Шалва Александрович Амонашвили у своего стенда просто на разрыв: к нему очередь за автографами с одной стороны, а с другой – тянут за рукав, чтобы вместе сфотографироваться на память.– Есть античная мудрость: человек – мера всех вещей. Ценность всего на свете меряется человеком. И здесь, на чтениях, меряется моя педагогика: если ко мне приходят на урок, если подходят ко мне, если спрашивают и советуются, значит, я не ошибаюсь в своих предположениях. Или не очень ошибаюсь.
Улыбаясь, Амонашвили послушно фотографируется, а вместо автографов пишет учителям нежные длинные посвящения, и кто-то кричит через толпу: “Шалва! Дорогой! Сколько зим!”
А из соседнего переполненного класса доносился голос Виктора Федоровича Шаталова – ему не нужен никакой микрофон. Характер лидера и борьба, которую он был вынужден вести всю жизнь, сделали его отчаянным максималистом, и на его лекциях досталось всем. И кто-то из учителей одобрительно кивал головой, а кто-то, не соглашаясь со знаменитым педагогом, в негодовании выходит в коридор. Мы научились спорить с корифеями, у которых недавно с благоговением учились. И это замечательно, потому что это показывает, какие мы разные, как много каждый продумал и отработал за эти годы, сколько возможностей у доброй педагогики и как бесконечно много можно найти способов жить в сотрудничестве с детьми. И каждый из этих способов может стать спасительным для ребенка.
Два дня мы занимались в гуле, словно на большой перемене среди пения, музыки и разговоров. Это была и бесконечная перемена, и непрерывный урок, и нам мешали странная акустика павильона и его духота; и кто-то даже получал замечания от учителя за вопросы “с нуля”. Все было как в школе, со всей ее сумятицей и несовершенством, как будто она сама перенеслась сюда, чтобы мы не смогли чересчур оторваться от ее прозы. Мы учились, как прилежные отличники, забывая о еде и отдыхе, и, пройдя 21 урок, уцелели, наверное, только потому, что не было домашнего задания. Домашнее задание каждый из нас себе выбрал сам – на год, до следующих чтений, или на всю оставшуюся жизнь.

“ПС”

Мы старались везде успеть, чтобы потом рассказать обо всем на газетных страницах. Елена Литвяк вместе с другими учениками нашей школы делала открытия в классах у Е.Штейнберга, И.Димаковой и у вальдорфцев. Евгения Долгинова пыталась во всем разобраться на уроках у А.Лобка и В.Букатова. Анатолий Витковский вместе со всеми сочинял гимн Соловейчиковских чтений. Елена Лосевская писала шпаргалки на уроках у И.Фрумина, В.Бедерхановой и Ю.Макарова, а на уроке В.Львовского и Л.Виноградова даже играла на инструменте с названием глоккеншпиль. Наталия Иштрикова побывала на уроках у В.Ремизова, В.Шаталова, В.Левина, А.Тубельского и на уроке диалектического обучения. Марина Космина сначала сделала несколько чертежей летающего подъемного крана на уроке В.Кургак. Потом отправилась в парк открытых студий. Но в конце концов решила, что расскажет читателям обо всем понемногу, но с настроением. Елене Хилтунен пришлось сначала дать урок Монтессори-педагогики и отвечать на многочисленные вопросы у стенда, а потом все это самой описать в газете.
И с утра до вечера в нашей школе работали фотокорреспонденты Евгений Крылов, Дмитрий Гурьянов, Александр Путята, Александр Степанов, Дмитрий Давыдов.
В этом номере мы постарались успеть рассказать вам обо всем хотя бы коротко. Конечно, это только “список бледный”. Для того чтобы по-настоящему передать все, что у нас происходило, нужно пересказать все самым подробным образом, один к одному. Мы обязательно придумаем, как это сделать...
А пока – звенит звонок на первый урок.

“Честного человека спасает доброта, но злые будут пойманы тем злом, что творят” – эта притча царя Соломона первой прозвучала на открытии педагогического дивертисмента.
Ее рассказала преподаватель московского педагогического колледжа № 5 Клара Петровна Шестипалова, открывая свой импровизированный урок для собравшихся “учеников” – педагогов из России и ближнего зарубежья.
– Как вы понимаете эти слова?
И руки тех, кто включился в педагогическую идею-игру диалога культур (а программа “Притчи царя Соломона и русская культура” разработана для младших классов), потянулись вверх.
– Если человек делает зло – оно возвращается.
– Вместе со злом в человеке рождается ненависть, зависть. Он не может справиться с собой и духовно умирает.
Отвечая, учителя представляются: Елена Викторовна Петракова из Екатеринбурга; Наталья Вячеславовна Грибова из Курска.
– А скажите, в какой сказке Пушкина героиня погибает от собственного зла?
– В “Сказке о мертвой царевне и семи богатырях”.
– Верно, она позавидовала своей падчерице и от горести скончалась. Назовите себя.
– Любовь Александровна Панченко, Приморский край.
...Не только о злых и добрых рассуждали на этой встрече “ученики”, а вместе с мудрыми притчами и народными высказываниями (которые Клара Петровна сравнивала на своем уроке) размышляли о воспитании и наказании, семье и милосердии. И, конечно, получили задание на дом: прочитать сказку Р.Киплинга “Мотылек, который топнул ногой”.
Они уложились во времени, успели как раз к звонку колокольчика на перемену. Но никто не ушел. И это было естественно: все, кто приезжает на Соловейчиковские чтения, чувствуют и мыслят одинаково. Не я это придумала – сами педагоги решили, общаясь между собой. Поэтому после звонка на второй урок, когда Артем Соловейчик пригласил к свободному микрофону, все радостно оживились.
– “Я знаю лишь, что не знаю воистину ничего. Что истина прописная – обычное плутовство” – эти строки испанского поэта Мигеля де Унамуно Татьяна Александровна Кузнецова, педагог из Перми, прочла с выражением, а потом интригующе добавила: – Я занимаюсь технологией индивидуального обучения. И хочу, чтобы вы поняли – такое обучение не плутовство, приходите на мой урок, побеседуем вместе.
– Мы ехали сюда шесть суток и восемнадцать часов. Передаем привет от всех педагогов, начиная с Приморья и до Москвы. Рады, что наши чаяния оправдались – здесь по-прежнему улыбается с фотографии Симон Львович, здесь витает его дух. А иначе и быть не может – педагогика сотрудничества – наше кредо. Я из Приморья, Валентина Ивановна Кургак.
– У меня четыре дочери, и все – педагоги русского языка и литературы. Мы выписываем десять приложений из восемнадцати. Было время очень тяжелое и для нашей семьи, и для школы, и мы благодарны газете “Первое сентября” за то, что смогли выжить нравственно и духовно. А это главное для педагога: если этого нет, нет любви к учительству – надо уходить. И я счастлива, что по-прежнему вместе с вами, – сказала Галина Григорьевна Танкова, Екатеринбург.
И таких признаний в любви к “Первому сентября”, и приглашений на встречи, и рассказов о школьных новостях было немало – дивертисмент затягивал в свой водоворот и завораживал даже тех, кто просто проходил мимо. Они останавливались, переспрашивали фамилию говорившего и включались в беседу.

Анна ЮДАШКИНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"


Рейтинг@Mail.ru