Рассказ о чем-то своем вместе с сюжетом
Шекспира
Сборник “Режиссерский театр”.
Издательство МХАТ
На вопрос:
“Кто он, без которого меня нет?” – люди театра,
которых спрашивали, ответили одинаково. “Он” –
актер. Человек, признавший свою зависимость, –
режиссер Кама Гинкас.
Не берусь утверждать, но могу предположить,
почему 39 человек, принявших участие в сборнике
“Режиссерский театр”, столь серьезны и
откровенны. За каждым – от Питера Брука, Давида
Боровского до Петера Штайна и Сергея Юрского –
безупречная творческая репутация, а тема
разговора – главная тема и содержание их
собственной жизни. На прямые вопросы они
отвечают так же прямо, не лукавя.
Два слова о том, что в общем-то достаточно
известно. Что режиссерский театр, то есть театр,
где фигура постановщика занимает главенствующее
место, обязан признанием ХХ веку, и в частности
К.С.Станиславскому и В.И.Немировичу-Данченко.
Имена эти от частого и часто необязательного
упоминания примелькались и как все
примелькавшееся отодвигают в тень сделанное
этими людьми. К счастью, субъективное ощущение не
в силах умалить принадлежащее им по праву. “Сто
лет памяти коллег – знак вашего величия” – еще
одна общая мысль, высказанная на этот раз
С.Юрским.
Актером и режиссером Юрским, и то, что актером, в
данном случае особенно существенно. Именно
актеры оспаривают в наши дни лидерство
постановщиков. “Русский театр – это актерский
театр, – утверждает Олег Табаков и уточняет: –
Режиссура сужает и сужает то пятно сцены, которое
прежде целиком принадлежало актеру”.
Можно попытаться “закрыть вопрос” (в
профессиональных кругах это нередко делается),
сказав себе и другим, что актеры не в меру
амбициозны, но... Память услужливо подсказывает
энное число неинтересных спектаклей, за неудачу
которых в первую очередь ответственны режиссеры.
Не тут ли камень преткновения – в коллективном
характере сценического искусства? С одной
стороны, оно индивидуально, с другой – неизбежно
зависимо. Как примирить стороны – не формально
(формально они и так в одной упряжке), а по
существу? Читая сборник, понимаешь как, притом
что специально “конфликт” не обсуждается.
Просто идет разговор о профессии.
Марк Захаров, человек, по мнению многих,
самодостаточный, говорит о важности общей жизни
(жизни, не дела) и о том, как остро почувствовал ее
недостачу Олег Янковский, оказавшись в иных
условиях существования. (Был приглашен во
Францию, сыграл оговоренное число спектаклей, и
все оборвалось – актеры разбежались кто куда, по
своим городам и весям.) “Создание внутренней
среды в репертуарном театре – дело чрезвычайной
важности. Без нее актер не формируется”.
Трагические последствия разобщенности
испытывает на себе Олег Ефремов и руководимый им
МХАТ.
Но не только репертуарный театр, по-нашему
театр-дом, держится содружеством. Английский
режиссер Деклан Доннеллан не только
подчеркивает необходимость общей работы, но и не
скрывает ее счастья. “Думать вместе, мечтать
вместе, не быть в одиночестве и не быть одиноким.
Театр – место, где мы все-таки можем не быть так
напуганы жизнью, как мы вообще напуганы”.
Признайся в неуверенности кто-то из нас, кого бы
это удивило? Но чувству Доннеллана и его западных
коллег тоже не следует удивляться. “Век
расшатался” – колебания тверди художники
ощущают острее других, преодолевая или заглушая
трагические предчувствия в единстве с теми, с кем
говорят на одном языке.
Театр как модель жизненного пространства, как
реальность, которую он воссоздает, обнаруживая
себя (“Я вам рассказываю что-то свое вместе с
сюжетом Шекспира”), заставляет художников сцены
относиться к профессии с особой осторожностью.
“В театре ты чувствуешь себя Демиургом –
создателем, а это самое сильное из доступных
человеку наслаждений”. Присоединяясь к Додину,
Фокин тут же уточняет: “Сознание могущества...
для художника опасно. Оно разрушает”.
Божественный дар предостерегает и охраняет
избранных. Оберегает их, а заодно и тех, к кому они
обращаются.
“Театр жив признанием публики” –
Немирович-Данченко. “Монолог – не наше дело” –
Ариана Мнушкина, создательница прославленного
французского “Театра дю Солей” (Театра Солнца).
Полушутя, полусерьезно, спасаясь шуткой от
назидательности, Питер Брук говорит о зрительном
зале, “где в течение нескольких минут или
нескольких часов осуществляется упоительная
мечта, к осуществлению которой для своей страны
стремится каждый политик”.
Упоительная мечта о понимании, о единении, о
синей птице театра, которая перелетает в зал,
если живет на сцене.
Теперь, пожалуй, пришло время сказать о самом
деликатном, о глухом недовольстве актеров.
Недовольство это или их мучает нечто иное?
Боязнь, что синяя птица покинет стены театра и
вместе с ней мало-помалу уйдет то, к чему он
предназначен?
Авторы сборника ни слова не говорят об актерских
амбициях, эта мысль даже не приходит им в голову,
зато настойчиво приходит другая и обращена она к
себе. “Непоправимо, если ты не замечаешь
плохого” – Роберт Стуруа; “Ничего не знают
фундаментально, но все умеют” – Эймунтас
Някрошюс; “Постановка спектакля – вещь сугубо
вторичная. Ты пытаешься понять, что тебя
зацепило” – Лев Додин; “Режиссерский театр
интересен тогда, когда концепция входит в плоть и
кровь артиста”– Петр Фоменко.
Итак, “зацепка”, концепция, а проще –
художественная идея спектакля, которая по
определению принадлежит постановщику и за
которую он в ответе. Так, может быть, камень
преткновения не в борьбе самолюбий, а в нежелании
принять власть лидера, обеспеченную не столько
талантом, сколько служебным положением.
Сборник заставляет задуматься и об этом.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|