Что такое богатство?
|
Ястребов А.
Богатство и бедность:
Поэзия и проза денег.
М.: Аграф, 1999
(серия “Литературный атлас страстей”)
|
Эта книга не учебное пособие по вечно
актуальному предмету “как стать богатым”. Автор
попробовал взглянуть на проблему денег с точки
зрения их положения в мировой культуре. Что такое
страсть человека к богатству и почему она стала
одним из основных мотивов в художественной
литературе от античности до наших дней? Почему
люди стремятся стать богатыми и в то же время
осуждают любовь к деньгам, противопоставляют ей
чистую романтическую любовь мужчины и женщины?
На этот вечный вопрос нет простого, однозначного
ответа. Ястребов предупреждает читателей, что
пытается “рассмотреть образ денег как
мировоззренческую категорию; как систему на
практике доказанных идей и гипотетических
представлений о мире; как самостоятельный сюжет,
обладающий комплексом специфических
характеристик; как завершенное коммуникативное
целое, как художественную фабулу, более, чем иные,
апеллирующую к жизненному знанию”. Философский
уровень подхода к проблеме предопределил и
сложность языка книги, делающую ее доступной
лишь для профессиональных литературоведов и
наиболее продвинутых преподавателей литературы.
Такая сложность далеко не всегда оправдана.
Например, догадайтесь, кому посвящен следующий
пассаж: “Пафос желаний старика исходит из драмы
и направлен на путь её обязательного повторения,
долженствующего быть более страшным, так как
являет собой выстраданное отеческое проклятие;
степень желанной репрессивности
пропорциональна обманутым ожиданиям” (речь идет
о короле Лире). Или что скрывается за следующей
фразой: “Человеческий космос свертывается до
микроэлемента, удобного в пользовании, но
недостаточного для обобщения” (здесь
подразумевается, оказывается “специфика
самореализации всех персонажей идеологов
Достоевского”). И уж совсем загадочно следующее
утверждение: “Искомая проектная (?) величина –
“Человек – это звучит гордо” – растворяется в
полифоническом диапазоне жизненных мотивов,
коммуникативная тактика каждого из них –
создание семантической паузы в развитии идеи
гордого звучания человека”. Перед нами – учение
Бахтина о полифонии, доведенное до абсурда.
А вот с утверждением, что “извечная проблема
разделения на богатых и бедных” разрешается
лишь в “утопическом социуме”, когда с
“разрушением общественного антагонизма”
“исчезает нищета и вера” и все становятся равны
в “желании и возможностях покупать”, я согласен.
На месте “разрушенного антагонизма” тотчас
возникает новый, и история нашей страны после 1917
года дает этому массу примеров. Коммунистический
идеал “от каждого – по способностям, каждому –
по потребностям” достигался разве что
монахами-аскетами, всю свою жизнь посвятившими
Богу и вполне удовлетворявшими свои более чем
скромные потребности. Для общества в целом
подобная гармония в принципе недостижима,
поскольку потребности человека постоянно
возрастают. И именно возрастание потребностей,
материальных и духовных, в конечном счете
двигает прогресс.
Жаль, что в книге ничего не говорится об
относительности категорий “богатство” и
“бедность” в разные эпохи и в разных странах.
Между тем по сравнению с Рокфеллером владелец
бензоколонки в Америке может считаться бедняком,
но он же выглядит недосягаемым богачом в глазах
сезонных рабочих-мексиканцев. А наш
соотечественник, отправившийся на уборку урожая
во Францию, по возвращении будет иметь
достаточно денег, чтобы причислить себя к
среднему классу.
Тем не менее попытка Ястребова взяться за столь
сложную тему на основе литературного материала
заслуживает поддержки. Не вызывает возражений и
общий вывод автора: “Необходимость поиска
ответов заключена в гуманизации и человека, и
денег; в научении людей сопротивляться, казалось
бы, абсолютному торжеству бездуховности,
разрушать границы, воздвигнутые бренными
ценностями, возвышаться над ними, постигать
гармонию мира, становиться частью бесконечных
смыслов бытия, в котором деньги – одна из
удобопревратных категорий. И не более”. Правда,
этот принцип по-разному реализуется в западном
обществе потребления и в нашем обществе, где
основная масса населения по западным меркам
пребывает в состоянии нищеты. Ведь немецкий
безработный в России смотрится как богач, и его
доход оказывается выше, чем у многих
представителей нарождающегося российского
среднего класса. Люди, вкусившие относительного
изобилия материальных благ, начинают иначе
относиться к деньгам и богатству. Гораздо
большее значение обретает социальный или
профессиональный статус и потребление духовной
пищи. Вместе с тем для очень многих получение
постоянно высоких доходов может превратиться в
самоцель. В нашем обществе, где для девяти
десятых населения европейские и
северо-американские стандарты потребления
остаются голубой мечтой, духовные ценности порой
замещают отсутствующие материальные.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|