Интересно жить в России – в России все не так

Спад производства неизбежно порождает безработицу – где она?

Первым из кризиса выходит сельское хозяйство – где оно?

Финансовый рынок развивается медленнее других – а у нас вот он какой!

– Но начнем с вопроса, с которого следует начинать разговор о теории: сейчас у нас уже есть рынок или мы все еще к нему переходим?

– Я считаю, что рынок уже сложился, и вижу задачу ученого в том, чтобы определить, к какому типу рынков он относится.

Главный признак рынка вовсе не частная собственность, как думают многие. Главное – превратились ли в товар труд, деньги и земля.

– Но у нас нет рынка земли.

– Скажите, в Европе и Америке середины ХIХ века был рынок?

– Конечно, был.

– Заметьте: классический, эталонный. Но в Англии рынок земли очень ограниченный: лорды землю в основном не продавали, а сдавали в аренду. Только в 30–40-е годы там отменили знаменитые тюдоровские законы о бродяжничестве и прочие способы прикрепления человека к месту – это было покрепче нашей прописки! А гильдии по профессиям, в которые никого чужого не пускали?

О Германии что и говорить: крепостное право, латифундии, а на них сидят бароны.

США: рабовладение; земля или государственная, или принадлежит индейцам; рынка капитала практически не было, потому что не сложилась общенациональная денежная система, по векселям одного банка в другом штате денег не получишь. Если уж такая экономика рыночная, то наша тем более.

– Но ведь вы только что сами назвали эти критерии главными?

– А я и не отказываюсь. Просто рынкам земли, денег и труда достаточно обозначиться – экономика принципиально меняется, становится рыночной.

У нас сильно зависит ценность дачи от состояния дома на участке? Нет, гораздо важнее, сколько соток земли. Битва за какую-нибудь развалюху в центре Москвы – это же битва за землю. Реформы создали рынок денег. Даже на рынке труда, который развит у нас менее всего, в последние годы отношения стали более денежными или стремятся стать таковыми.

Итак, я считаю, обсуждать надо не переход от централизованно планируемой системы к рыночной, а свойства данного рынка.

– Думаю, при всем разнообразии рыночных систем основные, базовые их законы одни и те же?

– Подходят ли нам базовые и производные закономерности классического рынка западного образца, могут показать только серьезные фундаментальные исследования. Но факт остается фактом: наши парадоксы теория западного рынка не объясняет. Они туда не лезут.

Первое, что должно было с нами произойти по всем учебникам, – неуклонный рост безработицы с углублением спада производства. Спад продолжается, а безработицы нет как нет.

– Как же нет, если целые заводы отправляются в отпуска месяца на три?

– Но у нас практически нет теоретической модели, в которой бы просматривалась скрытая безработица.

– Модели нет, но безработица-то есть?

– Если ее нет в теоретических моделях, то мы не знаем ни ее природы, ни динамики, ни факторов, которые переводят ее из скрытой формы в открытую. А не зная, мы не можем прогнозировать, к каким последствиям в сфере занятости приведет тот или иной шаг правительства, то или иное развитие реформ. И специалисты говорят о безработице на языке журналистов: директора предприятий не хотят увольнять рабочих...

Все-таки предсказывали нам не скрытую, а открытую безработицу. И подъем сельского хозяйства вместе с подъемом торговли и сферы услуг. И за счет частной инициативы. Она в сельском хозяйстве и раньше много значила: в среднем 30 процентов продукции шло с приусадебных участков. А картошки, например, 80 процентов. Так что надежды казались вполне оправданными. Предполагалось, что в мгновение ока разберут колхозы-совхозы, договорятся и насчет тракторов, и насчет денег.

Но до сих пор природы своей сельское хозяйство не изменило, не стало частным; не торопятся крестьяне увеличивать свои приусадебные участки.

– Да кто ж им даст?

– Красный председатель не дает? Один сквалыга попался, другой, третий – что, сговорились? Опять журналистское объяснение. Не хочу объяснять экономическое поведение внеэкономическими факторами.

С рынком денег ошибка прогноза в другую сторону: он развивался много быстрее, чем ожидалось. Разрыв между нами и странами Запада в этой сфере был колоссальным. Положим, в сельском хозяйстве мы отставали раз в шесть; в промышленности – раза в два; в развитии финансовых систем – в сотни, тысячи раз. Подумайте, десять лет назад у нас не было ни одного коммерческого банка! Вся финансовая система – Центробанк, Сбербанк, больше ничего. За каких-нибудь два года мы сделали рывок к финансовой системе, на создание которой Запад потратил сто лет, развивающиеся страны – лет тридцать.

– Мягко говоря, мы не были последовательны в своем реформаторстве. Может быть, именно поэтому результаты не соответствуют модели из западных учебников?

– Может быть. А может, нет. Возможно, тут мы сталкиваемся с закономерностями иной экономики.

Возьмем хотя бы самую простую систему координат: есть страны бедные, средние, богатые. Главный критерий – уровень дохода на душу населения. Но в стране каждого типа не просто люди богаче или беднее, в ней особая экономика, особая структура производства.

Чем страна богаче, тем выше в ее экономике доля сферы услуг, выше образование людей, более равномерно и сильно развиты все области науки. В экономике со средним уровнем жизни основное место занимает промышленность, производство индустриальное (а не наукоемкое). Бедные страны – это прежде всего процентов на 70 сельское хозяйство.

СССР по уровню жизни людей никогда, конечно, к богатым странам не принадлежал, но по другим критериям был очень к ним близок. За счет перераспределения прибавочного продукта, как сказал бы политэконом-марксист, государство обеспечило уровень образования, науки, военной промышленности, наконец, уровень жилищных условий такой же, как в богатых странах.

Так что раньше СССР не походил ни на одну другую страну. От богатых мы отличались полным отсутствием рыночных структур. От бедных и даже средних – структурой экономики, в которой большое место занимали элементы, характерные только для стран богатых. Ясно, что описать эту экономику и тенденции ее развития можно было только в рамках принципиально новой теории.

– С тех пор мы изменились?

– Кажется, структура нашей экономики начинает приходить в соответствие с уровнем жизни населения. Это значит, мы можем стать классической страной среднего типа, или развивающейся, или пойти по латиноамериканскому варианту.

Что характерно для таких стран? В промышленности – преобладание добывающих отраслей над перерабатывающими (в эту сторону уже сдвинулась структура нашего экспорта). “Точечное” развитие науки только в тех областях, которые поддерживает государство. В Пакистане, например, прекрасные физики-теоретики и атомщики и прекрасные компьютерщики, именно они изобрели компьютерный вирус. Средние страны – это и острейшие экологические проблемы, которых еще нет у бедных и уже почти нет у богатых.

Страны такого типа имеют и весьма характерные политические особенности: отсутствие гражданского общества, повышенная склонность к авторитаризму, резкая политическая поляризация как отражение резкой экономической дифференциации, политическая нестабильность, социальная напряженность, повышенная конфликтность...

– Утешили! И что, никак нельзя предотвратить наше превращение в такую страну?

– Не знаю. Нет теории, которая могла бы адекватно описать происходящее и предсказать будущее. Кроме гадалок, это доступно только тем, у кого в руках хорошая теория.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"