Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №3/1999

Архив
Василий ГОЛОВАНОВ

Ночь в гостинице

Я вернусь в свой мир другим, с неисчислимыми дарами, с неимоверно раздвинутыми границами. У меня будет что подарить любимой.   Какую историю я расскажу первой?

Четыреста лет назад, когда англичане и голландцы искали морской путь в Китай, остров Колгуев чуть не попал в историю – но все же что-то помешало, он так и остался на периферии лоции как опасное место, со всех сторон окруженное мелями.
Один только раз, в годы второй мировой войны, время острова совпало с хронотопом мировой истории – тогда в бухте прямо против поселка Бугрино под прикрытием батареи 152-мм гаубиц собиралось до 60 судов, дожидающихся конвоя для проводки по Северному морскому пути.
Севморпуть, как всякое стратегическое начинание, оказался слишком затратным делом. По сути, он обслуживал сам себя и свои базы – выстроенные в глубоком Заполярье порты и поселки, в которые было вбухано столько денег, что страна в какой-то момент просто должна была поверить, что ей нужна эта жуткая ледяная трасса, взламываемая исполинскими атомными ледоколами, поверить, чтобы не дать себе усомниться и не сойти с ума.
Поскольку войны не было, необходимость в Бугрино отпала, и Колгуев опять остался на периферии лоции. Однако в 60-е годы и ему кое-что перепало. В 1969 году, когда вся страна заранее готовилась отпраздновать сто лет со дня рождения Ленина, остров был занесен в весьма специфическую систему координат, оказавшись на “ленинском меридиане” – на одной долготе с Ульяновском. В списке городов и весей, оказавшихся на этой воображаемой оси, был, помимо поселка Бугрино, город Баку. И для журналистов той поры столь странное сопоставление представлялось вполне оправданным как повод для эпического и оптимистического рассказа о процветании всей нашей огромной страны. На остров отправили корреспондента, и он написал – в том же журнале “Огонек”, где работал я, – статью об острове. И обо всем там рассказано тепло и правдиво. Что вот на небольшом заполярном острове выстроен новый уютный поселок Бугрино. Все есть для удобства людей: школа, больница, детский сад, пекарня, звероферма, цех пошива меховой одежды. На острове живут трудолюбивые колхозники-оленеводы и молодые энтузиасты-ученые…
В этой публикации было не больше неправды, чем во всем, что делалось в нашей стране в те годы: страна жила, и Колгуев тоже переживал пору своего расцвета. Тогда был даже составлен перспективный план развития поселка, на котором Бугрино представляется неким городком, аккуратно и бездумно вычерченным архитектором на куске ватмана. Но та доля специфической фальши, которая содержалась в замалчивании вопроса “На какие деньги?”, потом оказалась фатально, катастрофически губительной. На острове привыкли к тому, что все берется откуда-то – техника, топливо, продукты. Звероферму в скором времени закрыли, не пожелав с нею возиться, по той же причине упразднили на острове коров, шить дорогую нерпичью одежду не стали, как не стали делать и лекарство из пантов, и замшу из оленьей кожи, и деликатесные консервы из оленьих языков. Люди захотели сидеть дома и смотреть телевизор.
И все рухнуло.
Страннее всего смотреть, как по Бугрино бродят люди. Идут в больницу, потому что им нечего делать. По два-три раза в день ходят в магазин. Дерутся и пишут доносы друг на друга, потому что работы нет, делать нечего. Но почему, черт возьми, они не починят хотя бы мостки, по которым каждый день ходят, рискуя переломать себе ноги? Я починил мостки у гостиницы два года назад – с тех пор к ним никто не притрагивался.
Я не хочу больше думать об этом.
Попробую не думать.

Последняя ночевка в Бугрино.
Неожиданно остро зазвучала в душе тоска по дому, по тому обжитому, осмысленному, единственно родному миру, который я покинул так давно, что как будто и позабыл о нем. Оказывается, надо было только разрешить себе думать об этом – и сердце охватывало нетерпеливое предчувствие встречи. Я вернусь в свой мир другим, с неисчислимыми дарами, с неимоверно раздвинутыми границами. У меня будет что подарить любимой. Какую историю расскажу я первой?
Мысли о возвращении были так сладостны, что, засыпая, я позволил себе немножко понежиться в них – стал представлять, как это будет, и тут же решил, что если в Нарьян-Маре мы сразу возьмем билеты на самолет, то я даже телеграммы отправлять не буду, свалюсь как снег на голову. Из аэропорта заеду на городскую квартиру, перестираю походные вещи, приму душ и вечером сяду на электричку и отправлюсь на дачу к тому часу, когда любимая моя уложит дочь спать и останется одна. На платформе будет уже темно, я пойду, почти побегу, издалека увижу свет в окошке дачи... Только бы она никуда не вышла в этот момент. Но нет! В мечтах своих я, разумеется, представлял, что любимая ждет меня, причем ждет неотлучно, и вот уже я вижу ее в проеме между занавесками: она печально отрывает взгляд от книги и смотрит в черное окно, еще не зная, что я приехал...
Тихо стучу. В окно или в дверь?..

Черт, опять стучат в дверь! Да и не стучат уже, открыли, теперь впотьмах бестолково тычутся в коридоре...
Слышу тяжелые, заплетающиеся шаги. Почему эта чертова гостиница не запирается изнутри, почему только дверь комнаты? В дверь, будь спок, будут стучать, пока не откроешь...
Я рывком раскрыл дверь. Напротив меня стоял человек в засаленной донельзя зеленой стройбатовской телогрейке и такой же засаленной кроличьей шапке, худой, как мальчишка, и в то же время уже немолодой, с темным лицом, на котором выделялись черные пьяные глаза и перебитый нос. Вопрос о водке я пресек сразу. Мой ледяной тон как будто осадил его, он спросил чаю. Пришлось пойти на кухню разогреть.
Он уже расположился в кресле.
– Вы, ребята, собственно, кто такие?
Наглый, на взводе, пьяный – что с него возьмешь.
– Сейчас я чай принесу.
– Нет – вы кто такие?
– Я фотограф, – ухожу я в собственную тень.
– А что снимаешь?
– Природу.
– Это значит – птички, цветочки... Природу... – И вдруг фальцетом: – Почему все изучают природу, почему никому неинтересны мы, люди?
Ну, эти речи я слышал. Этим меня не проймешь. Броня в ту ночь на мне была крепкая: завтра отлет. Любимая ждет меня. Плевать мне на Бугрино со всем его пьяным бредом.
Я схватил его за грудки:
– Ты зачем сюда приперся, скажи?
– А вы зачем сюда приехали?
– Ну, это уж не твое дело.
– И мое дело – не ваше. И не тыкай мне, слышишь? Меня Владимир зовут, Владимир Любомирович!
Он безобразничал, расплескивал чай, требовал документы, просил сигарету... Я уже совсем было собрался выставить его вон, как вдруг услышал, что это пьяное существо, минуту назад упивавшееся своей дурью, рассказывает историю какой-то чудесной земли. Я прислушался. Конечно, это была земля детства. Страна детства, где было все: могучий мудрый богатый дед, крепкий дом, червонное золото, удачная охота, бесстрашная красавица мать и отец, не знающий себе равных в удали и мастерстве охотник на морского зверя, предательски убитый другом из застарелой ревности... И был он сам, маленький мальчик Вака, родившийся на Новой Земле в 1948 году и проживший здесь шесть счастливых лет, пока однажды все не кончилось. Детство кончилось мгновенно в трюме военного тральщика, на котором его вместе со всеми соплеменниками увезли с Новой Земли, когда военные решили создать здесь ядерный полигон. С тех пор на его жизни лежит печать несчастья. Рассыпавшись, мир детства так и не смог собраться. За минувшие пятьдесят лет на Севере все так изменилось, что даже любимые образы детства не могут его защитить. Он, Вака, беспомощен перед тем, что пришло, перед тем, что нелюбимо им и бездушно к нему.
Как будто осознав это, человечек в кресле вдруг заплакал. Я был готов к чему угодно, только не к этому – не к беспомощности. Он все-таки пробил мою защиту.
Человек ищет тепла, хочет участия, хочет человеческой жизни, хотя сам, быть может, на нее и не способен уже. Должно быть, он распорядился своей жизнью не совсем удачно, он нищ, и он пьет. Пьет уже давно, и историю свою – историю изгнания из Рая – пьяный, конечно, рассказывает не мне первому. И будет еще рассказывать и еще пить, а в доме полушки не будет, корки хлеба не будет, и со всех сторон он будет виноват – и перед родиной, и перед председателем, и перед женой, и перед самим собой, разумеется, – но он человек. И сейчас он просит, он требует, чтобы мы приняли его за человека и выслушали...

Когда я вышел проводить его на крыльцо, небо было уже совсем светлое. Он стрельнул еще сигарету, посмотрел на синюю пачку “Голуаза” с крылатым шлемом, изображенным на ней, и вдруг, как пацан, попросил:
– Дай коробочку...
Коробочку...
Господи Боже мой! Я сунул ему пачку с оставшимися сигаретами и вдруг обнял его, прижал к себе его грязную голову, чувствуя, как от неожиданности он подался назад, не понимая, что происходит.
Да и сам я не знаю, откуда вдруг хлынуло это неожиданное чувство – видно, аварийно сработал клапан чувства братства, в механизме чувств современного человека сохранившийся как рудимент сентиментальной паровозной эры на тот случай, если всколыхнется какая-нибудь жуткая неуправляемая архаика, что-то доброе, что в обычной жизни лежит себе под спудом, покуда честолюбие и другие более рациональные чувства нагнетают давление в цилиндрах души.
Чувство братства умирает в нас, выражения его нелепы; еще, должно быть, нелепее оказаться вдруг объектом излияния этих чувств – но не так-то много было в жизни моей порывов подобного рода, чтобы раскаиваться в них. l

Спонсор публикации статьи: ассоциация репетиторов "ОГНИ МГУ" предоставляет услуги по индивидуальному обучению учащихся, студентов и абитуриентов. Если Вам требуется ретитор по математике, то посетив сайт ассоциации репетиторов "ОГНИ МГУ", который располагается по адресу http://repetitor-mgu.ru/, Вы сможете оставить заявку на поиск репетитора, и специалисты компании подберут Вам лучших преподавателей Москвы. Высококлассные педагоги, большинство из которых преподают в МГУ, обеспечат качественное обучение, по выбранному предмету, что позволит учащемуся успешно сдать экзамены, ЕГЭ, или устранить имеющиеся пробелы в образовании.

Рейтинг@Mail.ru